- Хоть худ муженек, да за мужниной головой не будешь сиротой; жена мужу всего на свете дороже.
Не отвечала Дуня, крепко призадумалась над речами друга сердечного и противного слова не могла ей сказать.
- А что, Дунюшка, пошла бы ты за Петра Степаныча, если б он к тебе присватался? - спросила вдруг у ней Аграфена Петровна. Слезы выступили у Дуни.
- Не знаю,- она молвила.
- Его-то знаешь,- подхватила Аграфена Петровна.- И то знаешь, что он по тебе без ума. Сам он мне о том сказывал и просил меня поговорить с тобой насчет этого... Сам не смеет. Прежде был отважный, удалой, а теперь тише забитого ребенка.
Молчала Дуня, но Аграфена Петровна по-прежнему приставала к ней:
- Скажи, Дунюшка, скажи, моя милая. Ежели хочешь, словечка ему не вымолвлю. Пошла бы ты за него али нет?
По-прежнему Дуня ни слова.
- Не сионская ли горница тревожит тебя?.. Не об ней ли вспоминаешь? Не хочешь ли сдержать обещание вечного девичества, что обманом взяли с тебя? сказала Аграфена Петровна. Встрепенулась Дуня при этих словах.
- Нет, нет! - вскрикнула она.- Не поминай ты мне про них, не мути моего сердца, богом прошу тебя... Они жизнь мою отравили, им, как теперь вижу, хотелось только деньгами моими завладеть, все к тому было ведено. У них ведь что большие деньги, что малые - все идет в корабль.
- Да не в том дело,- прервала ее Аграфена Петровна.- Пошла ли бы ты за Петра Степаныча? Вот о чем я тебя спрашиваю... Пожалей ты его... Он, бедняжка, теперь сам не свой, от хлеба даже отбился. Мученик, как есть мученик... Что ж ты скажешь мне? Пошла бы?
Крепко прижалась Дуня лицом к плечу подруги и чуть слышно прошептала ей:
- Что ж нейти, коли есть на то воля божия... И, сказавши, громко зарыдала.
- Так я скажу ему. Поскорей бы уж делу конец... Что томить его понапрасну? - молвила Аграфена Петровна.
- Ах нет, Груня, не говори,- вскликнула Дуня.- Как это можно?
- Ежели станем молчать, ни до чего не домолчимся,- сказала Аграфена Петровна.- Непременно надо вам переговорить друг с другом, а там - что будет богу угодно.
- Ах, нет!.. Нет, ни за что на свете! У меня и слов не достанет,вскликнула Дуня.
- Так ин вот что сделаем,- сказала Аграфена Петровна.- Так и быть, хоть я еще и молода, пойду в свахи. Потолкую с ним, а потом и с тобой слажу. Ладно ли будет?..
- Не знаю. Делай как лучше,- чуть слышно прошептала Дуня.
И всю ночь после того глаз не могла сомкнуть она, думы так и путались у ней на уме. А думы те были все об одном Петре Степаныче, думы ясные и светлые. Тут вполне сознала Дуня, что она полюбила Самоквасова.
Заснула только под утро, и во сне ей виделся только он один.
Утром Аграфена Петровна передала Петру Степанычу, что Дуня не прочь за него идти. Он так обрадовался, что в ноги молодой свахе поклонился, а потом заметался по горнице.
- Так и быть, сведу вас,- сказала Аграфена Петровна,- только много с ней не говорить и долго не оставаться. Ведь это не Фленушка. Робка моя Дуня и стыдлива. Испортите дело - пеняйте на себя. Сама при вас буду - меня во всем извольте слушаться; скажу: "довольно" - уходите, скажу: "не говорите" молчите.
Вечером, когда Дуня с Аграфеной Петровной сидели вдвоем, вошел к ним Петр Степаныч. Не видавши целый день Дуни, он низко ей поклонился, а она ответила едва заметным поклоном. Все трое молчали.
- Я, Петр Степаныч, по вашей просьбе, говорила с Дуней насчет ваших намерений,- начала Аграфена Петровна.- Вот она сама налицо, извольте спрашивать, как она думает.
Неровной, медленной поступью подошел Самоквасов к Дуне. Хочет что-то сказать, да слова с языка не сходят. Сам на себя дивится Петр Степаныч никогда этого с ним не бывало. Нет, видно, здесь не Каменный Вражек, не Комаровский перелесок.
- Да говорите же! - вскликнула с нетерпеньем Аграфена Петровна.