И благодаря этой
работе не было у меня досуга сделать что-нибудь достойное упоминания ни для
города, ни для домашнего дела, но через эту службу богу пребываю я в крайней
бедности.
Кроме того, следующие за мною по собственному почину молодые люди, у которых
всего больше досуга, сыновья самых богатых граждан, рады бывают послушать, как я
испытываю людей, и часто подражают мне сами, принимаясь пытать других; ну и я
полагаю, что они находят многое множество таких, которые думают, что они что-то
знают, а на деле ничего не знают или знают одни пустяки. От этого те, кого они
испытывают, сердятся не на самих себя, а на меня и говорят, что есть какой-то
Сократ, негоднейший человек, который развращает молодых людей. А когда спросят
их, что он делает и чему он учит, то они не знают, что сказать, но, чтобы скрыть
свое затруднение, говорят то, что вообще принято говорить обо всех любителях
мудрости: он-де занимается тем, что в небесах и под землею, богов не признает,
ложь выдает за истину. А сказать правду, думаю, им не очень-то хочется, потому
что тогда оказалось бы, что они только делают вид, будто что-то знают, а на деле
ничего не знают. Ну а так как они, думается мне, честолюбивы, могущественны и
многочисленны и говорят обо мне согласно и убедительно, то и переполнили ваши
уши, клевеща на меня издавна и громко. От этого обрушились на меня и Мелет, и
Анит, и Ликон: Мелет, негодуя за поэтов, Анит - за ремесленников, а Ликон - за
риторов. Так что я удивился бы, как говорил вначале, если бы оказался способным
опровергнуть перед вами в столь малое время столь великую клевету. Вот вам, о
мужи афиняне, правда, как она есть, и говорю я вам без утайки, не умалчивая ни о
важном, ни о пустяках. Хотя я, может быть, и знаю, что через это становлюсь
ненавистным, но это и служит доказательством, что я сказал правду и что в
этом-то и состоит клевета на меня и таковы именно ее причины. И когда бы вы ни
стали исследовать это дело, теперь или потом, всегда вы найдете, что это так.
Итак, что касается первых моих обвинителей, этой моей защиты будет обвинителей
достаточно; а теперь я постараюсь защищаться против Мелета, любящего, как он
говорит, наш город, и против остальных обвинителей. Опять-таки, конечно, примем
их обвинение за формальную присягу других обвинителей. Кажется, так: Сократ,
говорят они, преступает закон тем, что развращает молодых людей и богов, которых
признает город, не при- с знает, а признает другие, новые божественные знамения.
Таково именно обвинение; рассмотрим же каждое слово этого обвинения отдельно.
Мелет говорит, что я преступаю закон, развращая молодых людей, а я, о мужи
афиняне, утверждаю, что преступает закон Мелет, потому что он шутит важными
вещами и легкомысленно призывает людей на суд, делая вид, что он заботится и
печалится о вещах, до которых ему никогда не было никакого дела; а что оно так,
я постараюсь показать это и вам.
- Ну вот, Мелет, скажи-ка ты мне: неправда ли, для тебя очень важно, чтобы
молодые люди были как можно лучше?
- Конечно.
- В таком случае скажи-ка ты вот этим людям, кто именно делает их лучшими?
Очевидно, ты знаешь, коли заботишься об этом. Развратителя ты нашел, как
говоришь: привел сюда меня и обвиняешь; а назови-ка теперь того, кто делает их
лучшими, напомни им, кто это. Вот видишь, Мелет, ты молчишь и не знаешь что
сказать. И тебе не стыдно? И это не кажется тебе достаточным доказательством,
что тебе нет до этого никакого дела? Однако, добрейший, говори же: кто делает их
лучшими?
- Законы.