Тарази пощупал левую, потом правую ногу за икры и, довольный, отметил:
- В порядке! Присядьте, сложите руки. Поясница не болит?
Бессаз делал все с добросовестностью ученика, жаждущего похвалы. Но тестудолог, наблюдая за его жестами, все больше мрачнел и под конец даже как будто обозлился.
- Быстрее! - поторапливал он Бессаза, словно решил поиздеваться, как издевается хозяин цирка над дрессированным, если представление не удалось на славу. - Голову вверх-вниз!
Затем он поманил Бессаза к окну и стал хмуро всматриваться ему в лицо, отчего Бессаз боязливо заморгал глазами.
Он толкнул Бессаза в бок, схватил его за щеку, натянул кожу, да так, будто проверял, лопнет она или нет. На щеке Бессаза появились красные пятна от его пальцев, но когда пятна побледнели, лицо снова приняло болезненно-матовый, бескровный вид маски.
И улыбка на его губах, едва появившись, сразу гасла, и даже, когда Бессаз засмущался, лицо его почему-то выразило противоположное чувство нахальную ухмылку. Будто все его чувства смешались, перепутались - и Бессаз теперь искаженно воспринимал все, и любого, кто говорил с ним, выражение его лица вводило в заблуждение.
"Ничего удивительного, - сказал себе Тарази, - ведь он воскрес из мертвых..."
- Ладно, - досадливо махнул он рукой. - Раздевайтесь!
- Как?! - невольно вырвалось у Бессаза. - А я ведь был рад, что оделся наконец, вы меня поймете... - не терпелось разглядеть себя, ощупать руки, ноги, голову... Но главное - скорее показаться Абитаю и Хатун, которые ждали его за домом, - об этом Бессаз умолчал, хотя для Тарази это было ясно с самого начала.
Тарази кивнул, но, видя, что Бессаз медлит, нетерпеливо расстегнул ему пуговицы, и Бессаз поспешно растянулся на кровати, раздевшись.
Когда Бессаз повернулся на живот, показывая голую спину, Тарази подозвал поближе Армона, и они оба наклонились над телом бывшей черепахи.
Хвост у Бессаза тоже исчез (он отвалился во время опытов, и Абитай, завернув хвост в тряпку, трепетно вынес утром на свалку), но на том месте, где он рос ранее, виднелся небольшой нарост, величиной с орех, огненно-красный, еще не полностью покрытый кожицей, - сам Бессаз назвал это копчиком.
Тарази надавил на него пальцем, но Бессаз не вскрикнул, даже не поморщился: видно, нарост не был болезненным. И краснота на месте, где отвалился хвост, должна была пройти со временем, и тогда копчик снова покроется тонким пушком, не доставляя Бессазу никаких неудобств.
Множество людей рождаются с копчиками, но вовсе не обязательно, что все эти копчики со временем вытянутся в хвосты. Просто копчик лишний раз доказывал, что человек в длинном ряду превращений был животным, и копчик остался как знак, но ненужный, необязательный.
Если бы копчик всегда был на виду, как нос, к нему давно привыкли бы и так же тщательно чистили и мыли бы, кутали зимой от стужи, а те, кто родился с особенно привлекательным копчиком, гордились бы этим, рассчитывая на благорасположенность женщин, тоже имеющих красивые копчики.
Но копчик, который остался у Бессаза, вызывал тревогу, и не случайно поэтому Тарази сердито бросил Бессазу:
- Одевайтесь! - и вышел из комнаты, оставив своего подопечного в беспокойстве.
Страшно стало Бессазу, когда вспомнил он вдруг разговор с Тарази перед последним опытом: тестудолог предупредил, что надо быть готовым ко всему, даже к худшему. Хотя заверил, что сделают все, чтобы обратное воплощение удалось, но даже когда Бессаз будет в своем прежнем, человечен, ском облике, много еще останется неясного, непонятного.