Эвелин растерялась, она, верно, не ждала услышать от меня такие слова. Я спокойно выдержал её удивлённый взгляд и вошёл в комнату для гостей. Здесь царил покой и уют, а потому меня потянуло в сон пуще прежнего.
Я разделся и лёг в постель, но какое-то чувство, не дающее покоя совести, не позволяло мне закрыть глаза. Я лежал на спине, бессмысленно глядя в потолок, и думал об Эвелин. Не сильно ли её напугало и удивило моё поведение? Обиделась она на мои слова или уже забыла о них? И от кого, чёрт побери, эти розы?!
Всё-таки мораль взяла вверх над усталостью, и я, вымученно вздохнув, выбрался из постели. Набросив на плечи домашний халат, я вышел из гостевой спальни и легонько постучал по двери своей собственной.
– Дверь не заперта, – услышал я голос Эвелин, донёсшийся из спальни, и вошёл.
Она перебирала розы, стоящие в большой вазе, и даже не смотрела на меня. Я наблюдал за её действиями около минуты, после чего тихо спросил:
– Тебе ничего не нужно, Эвелин?
Девушка обернулась и взглянула на меня.
– Нет, Логан, спасибо.
И она снова занялась розами. Я помолчал какое-то время.
– Ты не сердишься на меня?
– За что? – с улыбкой спросила Эвелин. – За то, что эти цветы не от тебя?
Я тоже улыбнулся и подошёл к ней ближе.
– Я не хотел кричать и грубить, Эвелин. Просто я сильно устал сегодня и… Прости.
– Не нужно извиняться за проявление своих эмоций, все мы когда-нибудь позволяем им выйти наружу.
Эвелин всё так же стояла ко мне спиной. Я молча смотрел на её волосы.
– Что ж, тогда я рад, что ты не рассердилась на меня, – сказал я. – И со спокойной душой я могу лечь спать, да?
Она не ответила. Тогда я развернулся и медленно пошёл к двери.
– Логан, подожди.
Когда я обернулся, Эвелин уже стояла передо мной.
– Не знаю, насколько приятен тебе будет этот разговор… – начала она, взяв меня за руку. – Но прежде я не могла найти подходящего момента, чтобы вновь заговорить об этом.
Я насторожился, но молчал, ожидая, что Эвелин скажет дальше.
– Я никак не могу выбросить из головы наш разговор в нью-йоркском отеле, – продолжала девушка, не смотря мне в глаза. – Знаю, что мои слова звучат комично, но Логан… – Она с невероятной проницательностью заглянула мне в глаза. – История ваших с Чарис отношений действительно задела меня за живое. Я столько думала об этом, и… Мне так жаль тебя. Мне так жаль тебя, – уже шёпотом повторила она.
Я высвободил свою руку из плена её пальцев и с лёгким удивлением взглянул на собеседницу.
– Эвелин…
– Нет, ничего не говори, – прервала меня девушка и, сев на кровать, достала из-под подушки свою тетрадь. – Я не знала, какие слова найти, чтобы поддержать тебя. Понимаю, что я с этим опоздала на полгода с лишним, но мои слова… Они пропитаны самой чистой искренностью, на которую я только способна. Надеюсь, ты выслушаешь меня, Логан. Это всё, чего я хочу.
Я молча смотрел на Эвелин, будучи не в силах сказать и слова. Я чувствовал, что не могу даже пошевельнуться.
Она раскрыла свою тетрадь и, заправив прядь волос за ухо, начала читать:
Безвозвратно года уплывают,
И время течёт, как вода;
Люди с земли исчезают,
Гибнет память – увы – навсегда.
Золотистые волосы скоро
Превратятся в седую сталь.
И любовь уйдёт, сгинут споры…
Нам не жаль. Ничего нам не жаль.
Всё меняется, все меняются,
И с этим смириться нельзя.
Вот сегодня здесь горы вздымаются,
А завтра на их месте земля.
И над морем волны взмывали,
Заслоняя собой солнца свет;
Даже птицы вокруг не летали,
И казалось, что выхода нет…
Ты стойко терпел непогоду,
Врал всем близким, что зонтик с собой,
А сам – с головой под воду,
Ведь сил не было спорить с судьбой.
Ты помнишь те дни незабвенные?
Как беспомощно крепко любил?
А помнишь тот холод осенний?
Как пылкое сердце разбил?..
Оно прежде от чувств замирало –
Разве в жизни такое бывает? –
Но теперь по-другому взыграло,
Потому что любовь умирает.
Оно плачет, вот-вот разорвётся,
Переполненный болью сосуд!
Кто-то этого всё же дождётся,
И пусть жизнь ему будет суд.
Все страданья мучительных дней
Не заслужены были тобой.
Но предательство лживых людей,
Разве это – награда за бой?
Перестаньте. Ветер уносит
В неизвестность чужие жизни.
Ты прости, раз прощения просят,
Ведь все мы не безукоризненны…
Семь букв, одно – одно лишь слово!
Его достойны все, даже она.
Когда прощения она попросит снова,
Прости её. Скажи: «Ты прощена».
Пускай солжёшь, пусть будет неприятно,
Но ты забудешь нестерпимо долгий сон.
Ты оживёшь, и очень вероятно,
Что сердце склеишь заново своё.
…В твоей душе зажгутся ясные огни,
И сердце вспомнит вдруг, как раньше трепетало.
Уже рассвет. Но на восток взгляни:
Над морем снова солнце засияло.
Эвелин замолчала, и понимающий взгляд серо-голубых глаз устремился на меня. Я смотрел на неё, открыв рот от изумления. Никогда бы не подумал, что Эвелин так близко к сердцу сможет принять чужую трагедию! Я внимательно вслушивался в каждое произнесённое ею слово и осознавал, насколько глубоки были её переживания.
– Эвелин, я… – неуверенно начал я, совершенно растерявшись и не находя нужных слов. – Эвелин, ты… Я так тронут этим стихотворением… Честное слово, теперь ты задела меня за живое… В хорошем смысле. – Умолкнув, я какое-то время безмолвно смотрел на неё. – Я не знаю, что ещё сказать. Спасибо…
Эвелин подошла ближе и обняла меня. Я прижался щекой к её волосам и стоял, уставившись на стену пустым взглядом. В голове всё ещё звучали строчки из её стихотворения, и сердце моё взволнованно колотилось в груди. «О, милая…», – с трепетом подумал я.
– Логан, – позвала меня она и, отстранившись, внимательно посмотрела мне в глаза. – Теперь, может быть, ты позвонишь ей и скажешь наконец, что ты её простил?
Благодарность, до этого царившая в моей душе, в одно мгновение сменилась испепеляющим гневом. Я оттолкнул от себя Эвелин и возмущённо нахмурился.
– Да как ты можешь говорить об этом?! – воскликнул я. – Неужели ты так ничего и не усвоила? Ничего из того, что я говорил? Тебе ни за что на свете не понять моих чувств! Ты не знаешь, как она со мной обошлась, ты не знаешь, Эвелин, какой рубец остался у меня на сердце! Прошёл почти год, и знаешь что? Он ни чёрта не затянулся! И каждый раз, когда ты говоришь со мной о Чарис, моя рана начинает кровоточить с новой силой! О, ты считаешь, это так просто – простить человека, но самой тебе что об этом известно? Что?!
– Логан, послушай меня! – тоже повысила голос Эвелин и схватила меня за плечи. – Ты прав, мне никогда не понять твоих чувств, но я могу попытаться сделать это. Нужно уметь прощать людей, прощение – это высшая степень благородства. Простить человека, не значит ли это отпустить его, оставить его в прошлом?
– Дело здесь вовсе не в благородстве! – Я яростно сбросил руки Эвелин со своих плеч. – То, что она сделала, немыслимо, и нет ей прощения!
– Ты и мучаешься из-за того, что до сих пор не простил её, как ты не можешь этого понять? Как раз это и причиняет боль твоему сердцу! Прости её, Логан, прости, и тогда ты освободишься от этих страданий. Я тебе обещаю.
– Мне не нужны твои обещания, – с расстановкой выговорил я. – Я не просил твоей помощи, твоих бессмысленных советов… Ничего это не поможет! Есть такие дела между двумя людьми, в которые чужие не имеют право вмешиваться. Это личное, сокровенное, это должно обсуждаться только этими двумя людьми, и никем больше. Не надо, пожалуйста, не надо лезть в мою жизнь и пытаться исправить мои ошибки! Ты ничего не изменишь, Эвелин, слышишь? Ничего. Я твёрд в своём решении!
Не знаю, насколько сильно ранили её сердце мои слова, но она стойко выслушала их. Я смотрел на неё, возбуждённо дыша. Пульс в висках бешено колотился.