– Да.
– И сегодня ты снова был у неё, – произнесла она уже тише. – Скажи, я ведь была права, когда решила, что все изменения, произошедшие в тебе, уходят корнями в твою… влюблённость? Ты любишь её?
– Дианна, я…
– Я попросила простого ответа! – визгливо прервала меня девушка. – Неужели так сложно ответить? – Я открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, но Дианна снова прервала: – Либо скажи правду, Логан, либо вообще ничего не говори! Только правду! Прошу!
Как-то невольно переняв от Эвелин привычку безмолвствовать, я молча смотрел на Дианну. Она тоже смотрела на меня, ожидая ответа.
Внезапно Дианна ударила по столу обеими ладонями, так что посуда подпрыгнула, а столовые приборы неприятно зазвенели.
– Да чёрт возьми, да или нет? – чуть ли не со слезами на глазах закричала она. – Любишь её? Любишь?!
– Люблю, – тихо сказал я, не сводя с Дианны пристального взгляда. – Я люблю её больше жизни.
Какое-то время она смотрела на меня потухшими глазами, спрашивая этим взглядом сразу обо всём. Потом Дианна встала из-за стола, бросила на пол полотенце, которое до этого держала в руках, и, хромая, быстрыми шагами направилась к гостиной.
– Даже еду не станешь выбрасывать? – почему-то вырвалось у меня, и я дико разозлился на себя за жестокость.
Дианна молча вернулась, взяла мою тарелку и, испепеляя меня взглядом, со всего размаху разбила тарелку о стену. Часть макарон осталась на стене, часть в осколках тарелки, и третья часть – на полу.
– Теперь всё как надо? – спросила меня Дианна не своим голосом и снова ушла, только на этот раз не вернулась.
– Да, – тихо проговорил я и, устало вздохнув, подпёр ладонью щёку. – Спасибо за вкусный ужин, милая.
========== Глава 17. “Моя жизнь — клавиши фортепиано” ==========
Устала я и стала злой,
Столь равнодушной и ленивой,
Что предоставлю вас другой,
И пусть она будет ревнивой.
Нелли Русинко
— Прости меня, любимая, — шептал я, не помня себя от стыда и непроходимого чувства вины, — прости, прости, прости, пожалуйста. Скажи, что я могу сделать, и я клянусь, я всё сделаю. Прошу, прости, л-любимая…
Я из последних сил прижимался к Чарис и целовал её лицо, шею, плечи. Она лежала в нашей постели с совершенно каменным лицом и не отвечала ни на мои реплики, ни на мои поцелуи. Это только подливало масло в огонь моего стыда, и я, закрывая глаза, прижимал к своим губам холодные руки Чарис.
— Не молчи, — умоляюще шептал я, глядя на свою девушку, — скажи хоть что-нибудь, скажи… Скажи, что ненавидишь меня.
Чарис выдернула свою руку из моих онемевших пальцев и села прямо. Она по-прежнему на меня не смотрела и ничего не отвечала. Никакие слова не смогли бы описать тех мучений, которые я испытывал в ту ночь. Ту ночь, когда мы с Чарис впервые крупно поссорились. Ту ночь, когда я впервые ударил её.
— Чарис, — не переставал шептать я, прижимая к себе свою девушку и не получая объятий в ответ, — Чарис… Прости… Мне так жаль…
Она посмотрела на меня. От этого взгляда веяло холодом и ненавистью.
— Что мне делать? — тихо спросила она, не сводя с меня взгляда.
Я не смог вынести его, поэтому вздохнул и, закрыв глаза, без сил лёг на кровать.
— Я знаю тебя, — вполголоса сказал я, — и знаю, что ты не будешь терпеть это, потому что… Потому что ты такая, Чарис. И я пойму, если ты уйдёшь от меня, уйдёшь сейчас же.
Я зажмурился, готовый услышать самые страшные слова, но их не прозвучало. Глазами, полными стыда и сожаления, я взглянул на Чарис.
— Знаешь, как мы сделаем? — спросила она, со строгостью приподняв левую бровь: Чарис делала это каждый раз, когда была раздражена. — Я приму твои извинения. Приму. Но ты должен мне кое-что пообещать.
— Что угодно! — как ненормальный воскликнул я и отчаянно сжал руку своей девушки.
— Тебе нужен врач.
Я молча смотрел на Чарис, не зная, что ответить.
— Не согласен? — с вызовом в голосе спросила она, точно говорила: «Одно твоё неверное слово, и я уйду». О, она прекрасно знала, что была моей слабостью…
— Согласен, согласен, согласен, — зашептал я, целуя её руки. Я терял рассудок от одной только мысли о том, что Чарис может уйти от меня. — Да, любимая. Я обращусь к врачу, когда закончится эта трудовая неделя… Ты же знаешь, у меня просто катастрофически не хватает времени.
Чарис ничего не ответила и даже не улыбнулась. Да, она говорила о том, что примет мои извинения, но на самом деле моё поведение оскорбило её до глубины души, и она ни за что, ни за что не готова была простить меня. Я знал это очень хорошо, так же, как знал, что после ссоры она ещё ни разу не назвала меня «милым». Это уязвляло больнее всего.
От этих воспоминаний я очнулся внезапно. И что это я вдруг начал вспоминать Чарис? Я не знал. Но, раз уж на это пошло, чем закончилась наша первая крупная ссора? Подняв глаза к потолку, я прищурился и напряг память. О, точно. Обещание, данное мною взамен прощения, я так и не выполнил. Как-то всё забылось, отъехало на второй план, меня затянула работа… Я даже не вспоминал о своём обещании, а Чарис, если и вспоминала, то никогда мне об этом не говорила.
Оглядевшись, я попытался понять, что происходило со мной несколько минут назад. Я всё ещё сидел на кухне, а на полу, в разбитой тарелке, всё ещё лежал мой ужин. Сколько же времени я сижу здесь? И где Дианна?
О, Дианна… Она, как и Чарис, просила меня обратиться за помощью к неврологам, и её просьб, как и просьб Чарис, я не хотел принимать во внимание. Глядя на часы, я пытался понять, сколько времени прошло с тех пор, как мы с Дианной поговорили, но попытки были напрасны: я совершенно потерялся во времени. Наконец осознав, что Дианна уже, возможно, уехала, я встал из-за стола и опрометью помчался на второй этаж. Мне не хотелось, чтобы мы с ней расстались врагами.
Я нашёл её в своей спальне, она собирала вещи. Открытый чемодан лежал на полу, возле кровати, и в него одни за другими летели кофточки, юбки, платья и блузки.
— Дианна, — проговорил я тихим, полным сожаления голосом. Девушка даже не посмотрела на меня, она продолжала лихорадочно складывать вещи в чемодан. — Дианна, — повторил я, — куда ты поедешь на ночь глядя?
— Домой, — ответил её колючий голос. — К маме и папе.
— Ты могла бы остаться на ночь у меня, а утром…
— Считаешь, что таким образом делаешь мне одолжение? — Её глаза яростно сверкнули.
— Нет. Я просто хочу сделать как можно лучше.
— Вот уж спасибо. Только я больше ни на минуту не хочу оставаться в этом доме.
Я отодвинул в сторону стопку одежды, которую сложила Дианна, и присел на край кровати.
— Не сердись на меня, — тихо сказал я.
— Не сердиться? — переспросила она, не глядя на меня, и засмеялась. — Ты же врал мне!
— Никогда.
— По-твоему, слова о любви не были ложью? Боже! Поверить не могу, что я была такой наивной идиоткой! Как я могла не принимать во внимание то, что я всегда первой признавалась тебе в любви, что ты никогда не отвечал мне?
— Но ты ведь всегда понимала меня, Дианна… Попробуй понять и сейчас. Я не способен контролировать свои чувства. Никто не способен.
Бросив в чемодан последнюю майку, висевшую в шкафу, Дианна выпрямилась и заправила выбившиеся из причёски пряди за уши.
— Не надо испытывать моё понимание и моё терпение, — вполголоса проговорила она, посмотрев на меня. — Рано или поздно всё кончается.
Я смотрел на неё с сожалением и молчал, не находя нужных слов.
— Ну и как же давно ты понял это? — сменив тон на иронично дружелюбный, спросила Дианна.
— Понял что?
— Хватит строить из себя слабоумного дурачка! Как давно ты понял, что любишь её, а не меня?
Опустив глаза, я растерянно пожал плечами.
— Не знаю…
— Бросай, Логан, всё ты знаешь. Когда?
— Что ж, — вздохнул, — наверное, я полюбил её ещё до того, как встретил тебя.