По утрам понурые, невыспавшиеся, но уже успевшие замёрзнуть студенты, закутавшись в несколько слоёв одежды, стекались в Большой зал на завтрак. Обратно в гостиные они возвращались уставшими и практически не стояли на ногах. Смотреть на них было больно: бледные, лохматые, заторможенные, втянувшие голову в плечи.
Но Альбус Дамблдор чувствовал себя хуже всех их вместе взятых.
Он не высыпался. Одежды оказалось недостаточно, чтобы согреть даже тело, не говоря уже о душе и чувствах. Гарри полностью погрузился в учёбу и проект, окружив себя горами книг и пергаментов, и ни холод, ни недосып практически не сказывались на нём. Да, он был бледным, но в таких условиях все были бледными. Эбби чудил раз за разом, выкидывая всё более и более неприятные фокусы. От сов из Дурмстранга он уже давно не ждал ничего хорошего. Лер злился, требовал прекратить общение с Гарри. Сам Ал, тоже в порыве злости, написал, что не приедет и на Пасхальные каникулы, после чего Гриндевальд окончательно вышел из себя. Он слал письма — Альбус не отвечал. Были даже пара-тройка громовещателей, которые Дамблдор смог уничтожить до того, как они взорвались, наполняя Большой зал оглушительными воплями. Хотя он сильно сомневался, что Лер стал бы кричать. Он никогда не кричал.
Да и Гарри тоже… Альбус не понимал, что чувствовал к нему. Точнее, понимал, но… Всё было так сложно! Впрочем, лёгкой его жизнь тоже никогда не была.
Он любил Геллерта, это не обсуждалось и не подвергалось сомнению. При всех недостатках Гриндевальда, он любил его всегда, с самой первой встречи — такого насмешливого, озорного, амбициозного, красивого. Местами жестокого и грубого — он и таким его любил. Но Гарри…
Гарри был милым, прекрасным, немного наивным и всё ещё чуть-чуть ребёнком. Он умел смеяться и радоваться, по-настоящему, искренне. Да, вот оно, подходящее слово. Гарри был искренним. Он смеялся, когда хотел смеяться, и злился, когда его что-то или кто-то — чаще всего сам Альбус — раздражал; он не стеснялся своих чувств и эмоций. Доверял… Хотя об этом лучше отдельно.
Эванс доверял Алу свои свободу и безопасность, чувства и, возможно, даже жизнь… но не мысли. Постоянные недомолвки нервировали Дамблдора. Он к такому не привык. Не привык гадать, что было у того, о ком он волновался, на уме. Не привык, потому что Лер всегда с ним обо всём говорил, было ли то тревогами, грандиозными планами или горькой правдой.
Они были такими разными. Разительно отличались по характеру и внешности, привычкам, вкусам и взглядам на жизнь.
Но были у них и общие черты.
Оба были чертовски гордыми и упрямыми.
И Альбус любил обоих. Одинаково сильно.
*
Начало дня предвещало что-то радостное, хорошее. Хотя бы потому, что была пятница, впереди ждали выходные и возможность хоть немножко отдохнуть, а потолок Большого зала отражал небо снаружи: ярко-голубое, тёплое даже на вид.
В зал влетели совы. Ал, не обращая на них внимания, налил уже третью чашку чая, пытаясь если не взбодриться, то хотя бы согреться.
Когда одна из сов приземлилась напротив него, он пару раз моргнул и, решив, что птица ему всё же не померещилась, отвязал от её лапки письмо.
Только когда начал его читать, Дамблдор понял, что оно было от Лера. Одно это уже было тревожным. Письма от Гриндевальда приходили вечером. Всегда вечером. Если, конечно же, не случилось ничего серьёзного.
«Ал,
Если ты уже прочитал газеты, хочу сразу сказать, что мне очень жаль. Я понимаю, как это важно и всё такое, так что давай обойдёмся без лекций, ладно?
Если же не читал…
Чёрт. Всё-таки, лучше прочитай газету, а?..»
Поначалу Альбус не совсем понял смысл написанного. Где упрёки? Требования прекратить любые связи с «грязнокровками»? Угрозы, в конце концов? Где всё то привычное и такое характерное для Геллерта?
— Ал! — к нему подбежал запыхавшийся Аберфорт, держа в вытянутой руке «Ежедневный пророк». — Тебе будет интересно…
Выхватив газету из руки брата, Альбус начал лихорадочно просматривать заголовки, не обращая внимания на любопытные взгляды Гарри и встревоженные — Эбби.
«Проблемы аппарации, связанные с бурями: как избежать расщепления и заносов — стр. 2-4
Повышение цены на золото. Интервью с директором банка Гринготтс — стр. 5-7
Молодым и перспективным. Курсы для работы в Министерстве Магии — стр. 8
Несчастный случай или злой умысел? Убийство в институте Дурмстранг! — стр. 9-13».
Альбус глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
«Спокойствие, только спокойствие», — убеждал он себя, ища нужную страницу. Руки тряслись, а сердце колотилось так сильно, что, казалось, грудная клетка сейчас разорвётся.
«Все мы знаем, что институт Дурмстранг — это не милый, практически домашний Хогвартс. Дурмстранг находится в диких местах, преподаются там дикие дисциплины и дети вырастают такими же дикими.
Сейчас вы гадаете, что же такого произошло и к чему я клоню. Тогда, возможно, стоит начать сначала? Пожалуй.
Подростки импульсивны и жестоки — это давно подтверждённый факт. Им лишь бы помахать палочками или хуже того — кулаками. И что вы думаете, дорогие читатели? В Дурмстранге по такому поводу разрешены дуэли! Вместо того чтобы охладить пыл взбалмошных подростков, руководство школы решило их ещё больше раззадорить!
А теперь к самой сути: на днях прилюдно состоялась ссора двух студентов института Дурмстранг — в целях конфиденциальности назовём их мистер Г. и мистер Н., вследствие чего мистер Г. вызвал мистера Н. на дуэль.
Как сообщает нам в своём письме очевидец, условия дуэли были следующими: до смерти.
Хоть Дурмстранг и потакает таким варварским методам решения конфликтов, всё-таки и там есть границы дозволенного, и в разделе дуэлей ясно сказано, что самое серьёзное условие дуэли — до первой крови.
И что же вы думаете, дорогие читатели? Разве это остановило малолетних преступников? Разумеется, нет. Но верите ли вы, что директор и преподаватели не знали, что именно творится в их школе? Чушь!
Дуэль состоялась накануне вечером, после отбоя. Длилась она на удивление недолго. Почему на удивление? Потому что мы знаем, что в Дурмстранге дуэльному искусству уделяется куда как больше времени, чем необходимо в мирное время. Или кто-то из оппонентов оказался сильнее, талантливее, обладал более обширными и опасными знаниями?..
Не буду вас томить. Около часа ночи в морг больницы св. Мунго был доставлен труп мистера Н., куда несколькими минутами ранее уже прибыли его родители. Бедные люди были убиты горем, но… всё было по законам. Условие оговорено — условие выполнено. И чья же вина, что не повезло именно несчастному Н.?
Что же касается мистера Г., здесь закон не может предъявить ничего против него, ибо всё было, как выражается наш информатор, «идеально».
Но, конечно же, Г. и без наказания не останется. За грубое нарушение одного из основных школьных правил он был исключён из института Дурмстранг без возможности восстановления.
Напомню, что обоим — и Н., и Г. — оставалось учиться буквально пару месяцев, потом успешно сдать экзамены и далее строить прекрасную карьеру.
Так стоила ли, дорогие читатели, глупая ссора в одном случае жизни, а в другом — успеха?
Жду вашего мнения.
С любовью.
Всегда ваша,
Дженетт Хиллз».
Отбросив газету на пол, Альбус схватил письмо Лера и принялся жадно его читать. Гриндевальд будто бы совсем не волновался о том, что его исключили, и, что хуже всего, о том, что убил человека.
Сердце Ала разрывалось, мозг готов был взорваться; он был в ярости, такой сильной, что на глаза наворачивались слёзы бессильной злости. Хотелось спрятаться ото всех, а особенно от маячившего сзади Эбби и не на шутку взволнованного Гарри. Но больше всего на свете хотелось спрятаться от собственных мыслей и воспоминаний.
Последние строки раздавили его окончательно:
«Прости. Прости, Ал, прости. Пожалуйста, прости.
Люблю тебя. Помни, я всё ещё тебя люблю.