— Ага, ещё чего, — фыркнул Поттер. В голове быстренько нарисовалась картинка: вот Ал стягивает с него штаны, бережно ощупывает приличный по ощущениям синяк, велит сидеть спокойно и не ёрзать, а он не может, потому что… нет, не больно вовсе — щёкотно и приятно. Мерлин. Ну и фантазии. — Давай лучше закончим со всем этим поскорее.
— Как пожелаешь, — всё ещё немножко сомневаясь, кивнул Альбус и, потянув его к кровати, взобрался на неё. Пружины противно скрипнули — медленно и протяжно, как в фильмах ужасов. Ал похлопал по пустому месту рядом с собой. — Садись.
Гарри присел на краешек кровати, стараясь не заставлять её страдать и не страдать самому от этого чудовищного скрипа, и внимательно, выжидающе посмотрел на Ала, всем своим видом показывая, что был готов к разговору — любому, но желательно короткому и небессмысленному.
— Ты устал, должно быть, — тихо обронил Ал, обводя его странным взглядом, который в свете луны, пробивавшемся через окно, казался каким-то диким, потусторонним и таинственным. — Давай, я сделаю тебе массаж, и ты расслабишься.
— Альбус… — недобро прищурился Гарри, собираясь высказать всё, что у него было на уме, начиная с вполне сдержанного напоминания о разговоре и заканчивая не обещающим ничего хорошего упрёком, что Дамблдор снова заговаривал ему зубы. Но Ал уже развернул Гарри спиной к себе, спокойно и невозмутимо и, пододвинувшись близко-близко, положил руки ему на плечи у самого основания шеи. И Гарри потерял дар речи, а все нелестные слова, ещё буквально мгновение назад крутившиеся у него в голове, выстраиваясь в очередь, исчезли, испарились, как и само желание возражать и перечить.
Чувствовать, как сильные пальцы сжимали плечи, медленно и плавно спускаясь ниже, чувственно и аккуратно нажимали на затёкшие и занемевшие точки тела, словно посылали импульсы энергии, ударами тока расходившиеся по венам, было чем-то непередаваемым и невыразимым. От ровного горячего дыхания Ала по телу Поттера побежали мурашки, а волосы на затылке встали дыбом. Гарри закрыл глаза и просто отдался ощущениям, медленно утягивавшим его в пучину неги и уюта.
Пальцы Альбуса спустились вниз, вдоль позвоночника, и, скользнув по боку, легко и непринуждённо легли на живот Гарри, а сам Ал, придвинувшись ещё ближе, крепче прижал его к себе. И не успел Гарри даже понять, что что-то происходило, как почувствовал на своей шее сначала опаляющее дыхание, а затем — мягкое, невесомое прикосновение губ. Способность дышать исчезла, даже не помахав на прощание ручкой. Гарри замер, не в силах пошевелиться. Каждой клеточкой тела он чувствовал, как нечто большое и никогда ранее не испытываемое заполняло его, дополняло, делало на удивление живым и настоящим. Чувствовал, как ладонь Ала поднялась к груди и одна за другой неторопливо расстёгивала пуговицы рубашки, как его губы от шеи медленно спускались к плечу, бережно и с какой-то странной осторожностью, словно он, Гарри, был фарфоровой статуэткой, которая от одного неверного движения могла разбиться. И внезапно способность дышать вернулась. Воздух наполнил лёгкие, врываясь, нагло и болезненно отвоёвывая уже когда-то принадлежавшую ему территорию. А вместе с воздухом вернулся и голос, и остатки силы воли.
— Альбус…
Гарри развернулся, насколько это позволяли тесные объятия Дамблдора, полный решимости закончить это немедленно и раз и навсегда прояснить ситуацию.
Вот сейчас он жёстко посмотрит на Дамблдора, поджав губы, и холодно спросит, что это такое было. И скажет, что подобного больше повториться не должно. Грубо, да, но необходимо. И уйдёт, не оборачиваясь, и полы мантии будут развеваться у него за спиной, как у какого-нибудь супергероя.
Но на деле же всё оказалось совсем наоборот, даже если не учитывать, что и мантии-то на нём не было. Едва Гарри увидел огромные горящие глаза Ала, излучавшие что-то вроде счастья наполовину с сумасшествием, его приоткрытые губы, резко выделявшиеся на бледном лице, дар речи снова пропал, оставив ему лишь позорную участь сдаться на произвол судьбы.
И Гарри сдался. Опустив взгляд, он искоса наблюдал за облегчением и улыбкой, промелькнувшими на лице Альбуса, за тем, как он наклонился к нему, отвёл с лица волосы и приник губами к его губам. И Гарри действительно сдался, раскрывая рот и позволяя языку Ала проникнуть внутрь. Он сдался и, затолкав куда подальше все сомнения и муки совести, прильнул к горячей груди Дамблдора, крепко обняв его за шею.
Сердце ухнуло куда-то вниз, словно у маленькой тринадцатилетней девчонки, влюбившейся в первый раз, и затрепыхалось, будучи не в силах занять прежнее положение или, может быть, вовсе не желая этого?. По всему телу разлилась какая-то слабость, и, если бы не руки Альбуса, уверенно поддерживавшие его, он бы наверняка распластался на кровати, как безвольная тряпичная кукла. Но всё это, если и можно было назвать ужасным, окупалось с лихвой.
Гарри плавился от поцелуев, долгих и нежных, томящих и искушающих, неуверенно и робко отвечал на них, стараясь казаться Алу взрослым и опытным, а не маленьким неискушённым мальчиком, у которого сейчас, кажется, будет первый секс. Нет, стоп. Мысль о сексе он старался отгонять. Потому что, если он будет думать, всё большие и большие противоречия и сомнения будут его одолевать, мешать, путать. А Гарри не хотел этого. Уже не хотел. И ему удавалось забывать, и он забывал, полностью отдавшись ощущениям, остро реагируя на прикосновения Ала и стараясь дарить ласку в ответ.
Полной неожиданностью для Гарри стало то, как Ал, резко и неожиданно опрокинув его на спину, навис сверху и, поспешно расстегнув оставшиеся пуговицы, приник поцелуем к его груди. Гарри глубоко вздохнул и откинул голову назад. Руки, будто обретя собственную жизнь и волю, потянулись в Альбусу, пальцы запутались в длинных волосах, перебирая их, мягкие и шелковистые, ускользавшие, как вода. Губы Ала снова примкнули к его губам в глубоком поцелуе, но для того лишь, чтобы в следующее мгновение снова отстраниться. Ал сел и кончиками пальцев провёл по самому низу его живота, у самого пояса джинсов. Гарри напряжённо следил за его действиями, но Дамблдор медлил. Испытующе заглянув ему в глаза, Альбус на ощупь отыскал руку Гарри и легонько сжал. Ожидал одобрения, догадался Поттер. Гарри снова засомневался. Если сейчас он согласится, пути обратно уже не будет. Но если не согласится… Он кивнул, но, подумав, что в темноте Ал мог этого не увидеть, сжал его руку в ответ.
Руки Дамблдора медленно скользнули к пуговице и молнии, и он, неспешно расстегнув их, стащил с Гарри джинсы и отбросил в сторону. Гарри поёжился от охватившего дискомфорта и стыда. Нет, всё-таки нужно было уйти, когда была возможность, когда Ал так милостиво предоставлял её несколько раз. Надо было уйти, уйти, уйти…
Чувствуя его волнение, Альбус провёл рукой по его бедру. Гарри болезненно дёрнулся. А он уже и забыл о своём эпичном столкновении с перилами, которое, к слову, было не так уж и давно. Он уже обо всём забыл, обо всём, кроме имён — своего и Ала. Забыл. Совсем пропащим стал. И к добру это всё явно не приведёт.
Альбус, словно почувствовал вину за причинённую боль, легонько поцеловал место ушиба. А в голове Гарри сформировалась чёткая мысль — если ничего хорошего из этого не выйдет, то почему тогда было так приятно? Почему в груди щемило, и хотелось кричать на весь свет, на всю вселенную о том, как он был счастлив в этот короткий миг, длиною в целую вечность?
Гарри потянул Ала вверх, заставляя себя не отвлекаться и думать только о долгих поцелуях, которые полностью выматывали и вместе с тем ещё больше разжигали желание и делали его храбрее и отважнее. Скользнув пальцами по груди и животу Альбуса и почувствовав, как тот мелко задрожал от этого, казалось бы, простого прикосновения, Гарри кончиками пальцев ухватился за завязки на его штанах и потянул их на себя. Зачем он это делал, задался он вопросом. Наверное, только для того, чтобы уравнять положение. Ничего большего.
Альбус с хитрой улыбкой наблюдал за всеми его махинациями, как исследователь наблюдал за экспериментом. С интересом. Предвкушением. Ожиданием последующей реакции. И напряжением от того, что что-то может пойти не по плану и всё взорвётся к чертям, разнося вдребезги уже достигнутый результат.