Вернее, заполняла все собой мама Ирины, Клавдия Кузьминична. У нее был такой грубый и громкий голос, что дрожали стекла. Игорева мама ее боялась. Ее побаивался и отец Ирины, которого она звала Муля. Не боялся ее один папа, он все время подсмеивался над ней. Клавдия Кузьминична начинала возмущаться и громогласно что-то доказывать, а папа продолжал смеяться. Она не выдерживала и тоже начинала смеяться вместе со всеми удивительно красивым и тонким голосом. Ирину привозили редко.
Приходили мамины знакомые. Они рассаживались в креслах и степенно говорили о чем-то непонятном. Но иногда начинали кипятиться, однако, до ругани дело не доходило. Папа с ними долго не сидел: извинится и уйдет. А мама сильно возбуждалась, слушала всех подряд, энергично поддакивая.
Говорили и про Игоря. Утверждали, что у него есть еще какое-то тело и даже не одно. Игорь не чувствовал, где у него находятся другие тела, и ничего не понимал. Утверждали, что эти тела называются эфирные, астральные и еще какие-то, и что они невидимы. Оказывается, в других телах у Игоря ноги и руки росли не оттуда, откуда нужно, вот поэтому они его не слушаются.
Один мужчина сообщил, что ноги у Игоря растут прямо из шеи, а плечи развернуты назад. Мужчина брал в свои руки тонкие проволочки и водил ими вдоль тела Игоря, все время вскрикивая: «Видите?! Видите, что у него здесь?!»
Игорь ничего такого не видел, но присутствующие удовлетворенно кивали головами. Другие водили вдоль тела Игоря ладонями и от этого у Игоря иногда начинало покалывать кожу, и он чувствовал тепло сквозь одежду. А мама следила за ними со страхом и надеждой. Но лучше от их манипуляций Игорю не становилось, хотя ладони у некоторых были очень непонятные: они заставляли шевелиться что-то внутри Игоря, как будто копались внутри него.
Знакомые приходили и к папе. Мама никогда не уходила, как папа, а слушала всех до конца и только тревожилась, а не возбуждалась. Они никогда не приставали к Игорю, кроме одного, невысокого седого мужчины. Он подходил к коляске и, опершись о ее подлокотники, подолгу вглядывался в глаза Игорю. Но ничего не говорил. Вздохнет и отойдет к своему креслу. Папины знакомые тоже говорили о непонятном, но не волновались и не бегали по комнате.
Однажды, стоя напротив Игоря и рассматривая его лицо, седой мужчина тихо спросил:
– Хочешь попробовать?
Папа с напряжением ждал ответа Игоря, да и остальные притихли. Игорь дернулся и поинтересовался срывающимся голосом:
– А что?
– Поработать с компьютером. Он попытается определить, что с тобой. Если мы это узнаем, то может быть будем знать, что сказать врачам, и они поймут, что нужно сделать, чтобы вылечить тебя.
– Анатолий Евгеньевич! – вмешалась мама. – А это не опасно?
– Хуже не будет! – уверенно сказал мужчина и обратился к папе. – Решайся, Игорь Игоревич!
Папа молчал долго. Смотрел в окно, где полыхало красное закатное солнце. Все наблюдали за ним и ждали.
– Хорошо! Под лежачий камень вода не бежит. Раз сын не против, то и я – за!
Игорю показалось, что маму сильно испугало это папино решение. Анатолий Евгеньевич пожал папе руку, осторожно пожал дернувшуюся руку Игоря, что не вызвало у него обычной неприязни к прикосновению, кивнул маме и ушел.
На следующий день папа повез Игоря через весь город на специально присланной машине в институт. Дорога была интересная. В окно врывался летний теплый ветер. Вестибюль серого здания тонул в теплом полумраке, но когда папа вез Игоря к лифту, со стены обширного фойе дохнуло холодом. Там, слева на стене что-то было. Игорь не заметил, что. Пока они поднимались на лифте, он забыл о своем ощущении.
В большом зале с громадными окнами их встретил Анатолий Евгеньевич.