Но сон не торопился прийти ко мне. Ворочаясь с боку на бок, я вспоминал тот день, когда оставил Марию в воде. Я был уверен, что она погибла. Я готов был в этом поклясться. Но что-то произошло. Какое-то чудо или что-то близкое к тому…
Что-то, изменившее всё… и нас…
Раньше Мария была болтливой и, наверное, выложила бы мне всё при первой встрече. Новая Мария оказалась совсем другой. Я и не думал, что можно так измениться.
Стрелки наручных часов пробегали круг за кругом. Я поднялся из постели, когда обёрнутая в странную розоватую дымку луна стояла высоко-высоко в небе. Неслышно выбравшись в сад через окно (мне не хотелось будить спящих, бродя по поющему на все лады полу), я, повинуясь неведомым инстинктам, обошёл дом, стараясь держаться в тени деревьев, но не наступить нечаянно на какую-нибудь корягу.
Во всём доме освещённым оставалось только одно окно. На первом этаже… за столом возле него сидела Мария, устремив в темноту сада невидящий взор.
***
Я думал, что найду повод разговорить её через день или два, но пошла вторая неделя, застававшая нас вместе только по пути на рынок или какой-то другой работой по хозяйству. Мария трудилась много, но не разговаривала совсем, если не считать пары ничего не значащих, случайно оброненных фраз, вроде:
— Здорово ты управляешься. Руки сильные.
Или:
— Подсади меня. На крышу полезу я сама. Она ветхая, под тобой провалиться может.
В общем, дни тянулись с потрясающим однообразием, и я сходил с ума от того, что Мария находилась так близко, но никогда не была так далека. Невозможность прикоснуться к ней и назвать по имени сводила с ума.
С тоской я подсчитывал в уме оставшееся время. Пообещав Марии покинуть их через две недели, я понимал, что не смогу воспользоваться гостеприимством семьи Ачария. Разговоров не заводилось и не находилось общих тем, даже когда за ужином мы встречались втроём. Я, Мария и Дживика.
Шанс представился мне на десятый день. Точнее вечер. Мария заканчивала убирать посуду, оставшуюся после ужина, когда Дживика развернула газету. Шурша страницами, она надолго погрузилась в чтение, а Мария всё возилась у раковины.
Вдруг пожилая женщина подала голос:
— И как я могла забыть… Нила, сегодня же в городе праздник!
— Дивали, — безразлично отозвалась Мария, не обернувшись. — Я видела приготовления, когда ходила в банк.
— Не хочешь прогуляться? — удивилась Дживика.
— Нет, — всё так же равнодушно молвила Мария. — Не на что смотреть. Каждый год одно и то же. Я бы пошла, если бы ты составила мне компанию, но на пароме с коляской опасно. Может быть, тебе пора встать, мама?
— Я не то имела в виду. Возможно, тебе стоит показать город в ночь Дивали Джейсону? Это же очень красиво!
— Джейсон может посмотреть и сам, — дёрнула плечом Мария. — Я устала и хочу спать.
— Жаль, — вставил я, мысленно благодаря Дживику. — Никогда не видел Дивали, но наслышан об этом празднике. Мне было бы приятно, Нила, если бы ты сопроводила меня.
Я был почти уверен, что она откажется, но Мария отвернулась от раковины и с выражением задумчивости на лице вытерла ладони о передник.
— Ну, хорошо, — с сомнением произнесла она. — Побуду с тобой часик, а потом домой. Впрочем, ты сможешь остаться в городе, если захочешь.
…
Я, конечно, обманывал, и мы с Марией однажды уже посещали Дивали. Странное совпадение: на ней снова красовалось белое платье, живой цветок украшал её волосы. Совсем как в прошлый раз.
Паром скользил по чёрной водной глади, отражающей взгляды небесных светил. Кроме нас людей почти не было, как не было и повода приблизиться к Марии, взять её за руку.
…
А город был расцвечен тысячами разноцветных, но в основном свечных огоньков. Жёлтые их светляки парили в воздухе, удерживаемые в людских ладонях. То здесь, то там звучала музыка, и молодые пары — конечно, туристы — танцевали.
И я тоже пригласил её на танец.
— Извини, — ответила Мария. — Танцевать не умею. И не хочу.
Так мы и шли в молчании. Мария скорее выполняла вынужденную роль экскурсовода, чем наслаждалась прогулкой. Изредка она произносила какое-либо название, указывая рукой. Тонкими, длинными пальцами.
— Тебе неприятно рядом со мной? — вопрос сам собой сорвался с губ.
— Нет, — повела плечами Мария. — Мне с собой некомфортно скорее. Ты ни при чём.
— Почему? — сорвалось с губ, и я почти пожалел, когда Мария резко остановилась, сверкнув глазами в мою сторону, но не сдался. — Может быть, стоит поговорить об этом?
— Я почти тебя не знаю, — удостоив меня коротким ответом, Мария вновь зашагала по дороге. — Не о чем нам разговаривать.
— Иногда так легче, поверь. Доверить что-то человеку, которого не знаешь или думаешь, что не знаешь.
— Что ты имеешь в виду?
— Скажи, Нила, откуда у тебя этот шрам?
И я не мог контролировать свою руку, когда она слишком быстро взметнулась к виску Марии, и рубец со своим пугающим рельефом оказался под подушечками пальцев.
Она снова замерла на месте, резко развернувшись ко мне. Мария перехватила мою руку, и во взгляде карих её глаз читался страх. Грудь Марии высоко вздымалась, а чёрные луны зрачков почти поглотили радужку.
— Я… прости… — начал было я. Но она, убрав мою руку, выпалила:
— А-а-а… чёрт возьми, будь что будет…
Вокруг нас зажигались новые и новые свечи, ленивым светом тлели угли звёзд. Толпа, проходившая мимо, то и дело задевала нас локтями, но в том неудобном, неподходящем месте Мария и начала свою повесть под моё тихое:
— Просто расскажи…
— Наверное, ты сочтёшь меня идиоткой или душевно больной, но я ни черта не помню из своей прошлой жизни. Той, которой жила семь лет назад и раньше. Новая жизнь моя началась в больнице, под пищание приборов мониторинга сердечного ритма и искусственной вентиляции лёгких. Я открыла глаза, и яркий белый свет ослепил меня.
Я лежала и смотрела на людей в медицинской форме, то и дело склонявшихся надо мной. Я пыталась понять. Вспомнить своё имя. Кто я и откуда… но ничего, кроме звенящей тишины в голове не было.
Уже позже я узнала, что мою жизнь спасло чудо. С огнестрельным ранением в голову в реке меня обнаружил рыбак: мои волосы зацепились за его весло. Он сам доставил меня в больницу, хотя надежд не было никаких. Сердце моё не билось, а температура тела едва превышала двадцать шесть градусов.
Но, видимо, у Бога в тот день было прекрасное настроение. И он послал того врача, который решил побороться со смертью. Мне вводили какие-то препараты, поднимающие температуру крови. Из тела моего извлекли две пули.
Сердце забилось и… я осталась в живых, не помня, кто я есть.
Тот рыбак каждый вечер приходил навестить, когда я лежала в больнице. Вместе с ним однажды пришла и его жена. Ты уже знаком с ними, точнее с Дживикой. Мы много разговаривали, а женщина необыкновенно тепло отнеслась ко мне. Я призналась, что идти мне некуда, и супруги Ачария пригласили меня погостить в собственном доме. Так я и осталась рядом с ними.
И оказалось, что они неспроста так заботились обо мне. Несколько лет назад их дочь, Нила Ачария, купаясь, утонула. Но спасти её так и не удалось. Дживика называла меня Нилой. Несколько лет спустя я назвала её мамой.
Я надеялась, что память вернётся. Первые лет пять. А потом поняла, что возможно, там и вспоминать нечего…
Мария рассказала очень кратко, почти без эмоций, но пальцы её, оказавшиеся в моих ладонях, дрожали, выдавая момент слабости. Было жестоко этим воспользоваться, но других шансов могло и не представиться. Немного повозившись в кармане ветровки, я извлёк свой бумажник. Мария не сразу обратила внимание на фотографию, оказавшуюся в её руке, но когда увидела на ней меня и себя вместе, только охнула и накрыла ладонью рот.
— Господи… — тихо вырвалось у неё. — Но как? Что?
— Я хранил это фото — единственное, что осталось от тебя — всё время. Каждый день и час оно было со мной.
…