— Трое из ваших уже мертвы, капитан, — сквозь зубы процедил переводчик, внимательно слушая командира. — Было бы глупо ожидать чего-то другого, заявляясь на вражескую территорию.
И тут Брайана осенило. Его осенило так внезапно, что у него чуть ли ноги не подкосились от осознания того, что…
…Роджер.
Та мысль, что не давала спать по ночам, что засела где-то глубоко в его голове с тех самых пор, как они пересеклись в медицинском отсеке, сейчас как будто заново обрела жизнь: где Роджер?
Брайан заметался, оглядывался по сторонам, пытаясь отыскать среди сотен людей знакомое лицо, но глаза вокруг были преимущественно карими, а не голубыми, и нигде Тейлора видно не было. Его окружало афганское войско, и из пленников с их стороны был только он и Джеймс.
Жуткое чувство боли охватило Брайана, и его буквально разорвало на части от осознания того, что Роджер, скорее всего, был мертв. Из его людей было убито только двое, а переводчик заявил, что общее количество мертвых — трое.
Еще неделю назад это было всего лишь догадкой, сейчас же — самым вероятным исходом событий. Если Роджер был мертв, то…
Господи, блять.
Хотелось заорать во все горло от переполняющего его отчаяния, которое буквально вбило ноги Брайана к земле. Ему казалось, что он уже не сможет сдвинуться с места, даже если их действительно освободят.
Мэй стоял, белый, как стена, посреди этой огромной пустыни, со всех сторон окруженный врагами, однако боялся он лишь одного — никогда больше не увидеть Роджера. На протяжении всех этих месяцев Тейлор был для него кем-то, ради кого хотелось выжить, ради кого хотелось вернуться в Лондон, который теперь казался лишь воспоминанием из прошлой жизни. Ради Роджера ему самому действительно хотелось жить и победить этот чертов Афганистан.
— Отдайте нам всех, кто остался в живых, либо я отдаю приказ, и мои люди вышибут Премьеру Шаду мозги в течении минуты, — ровным голосом сказал командир, пальцы которого постучали по дулу ружья.
Переводчик что-то быстро зашептал на ухо своему главнокомандующему, лицо которого после этого изменилось на недовольную гримасу. Он переглянулся с кем-то еще, на что получил короткий кивок, и наконец мужчина, после минутной паузы, прошипел что-то на афганском, а затем переводчик затараторил:
— Еще два ваших медика, но придется подождать.
Британский командир заверил:
— Мы подождем.
Через минут десять, в течении которых обе стороны не произнесли ни слова, лишь пожирали друг друга ненавистными взглядами, главная дверь открылась. Впереди шел незнакомый Брайану коренастый мужчина лет сорока, младший лейтенант по званию, а за ним следовало всего двое человек: щуплый паренек лет двадцати и Роджер.
Матерь чертова, за ним шел Роджер, и Брайан еле сдержал радостный крик, который замер в районе глотки.
— Слава Богу, — прошептал Брайан одними губами, чувствуя, как глаза обжигают слезы облегчения. Он быстро смахнул их дрожащими пальцами, поднеся скованные в наручниках руки к лицу, не сумев сдержать неуместную в этой обстановке улыбку. Мэй, словно завороженный, смотрел на светлую макушку вдалеке; медиков поставили чуть поодаль от него и Джеймса. Он сгорал от желания подбежать к Роджеру прямо сейчас, наплевав на все остальное, такое чувство радости переполняло его.
Потом его снова толкнули вперед, и Брайан, не имея абсолютно ничего против побыстрее оказаться на британской стороне, быстрым шагом зашагал туда, где находилось его войско, а самое главное — куда вели Роджера. Он заметил, что Премьер Министра так же грубо подтолкнули в обратную сторону.
Вот он, его Роджер, стоял позади капитана, с опущенным взглядом и со сгорбленной спиной — тощий, как скелет, с побитым лицом и запекшейся кровью в светлых спутанных волосах.
Брайан встал слева от парня, не сводя с него глаз: с этих выгоревших длинных ресниц, впалых щек, усыпанных синяками, нахмуренных бровей, с этих тонких рук, что были безвольно опущены вниз. Роджер не пошевелился до тех самых пор, пока их не повели к грузовику. Он молча сел на сидение и даже не взглянул на Мэя. Казалось, что его не вызволили из плена во вражеском лагере, а напротив, вели прямиком на верную смерть, и Брайан не мог понять причину.
Брайан, убедившись, что остальные военные еще не зашли в машину, слабо улыбнулся и положил свою руку на небольшую ладонь Роджера, что выглядывала из-под свободной льняной рубашки. Тейлор дернулся и, бросив короткий испуганный взгляд на Мэя, отпрянул. Он отрицательно покачал головой, и глаза его стали пустыми и холодными. Брайан поежился и резко убрал руку, когда остальные солдаты зашли в грузовик, поздравляя их с освобождением. Это были не те глаза, которые он так жаждал увидеть.
***
Роджер считал, что удача давно повернулась к нему спиной, и все, чтобы он ни начинал делать, заканчивалось провалом. Он не знал, можно ли было назвать войну его личным «провалом», однако он варился в этом вот уже восемь месяцев, и каждый новый день создавал ему все больше проблем. И все же, в этот раз, ему повезло — по крайней мере, Роджер так думал до следующего собрания целого отряда, в котором им объявили, что английское войско потеряло слишком много людей, ресурсы для содержания армии заканчивались, экономика терпела крах, и они могли проиграть войну; однако во всем этом был и положительный момент — афганская сторона имела такие же пробоины, и, по правде говоря, была еще в худшем положении, чем Англия.
Как уже можно было догадаться, Роджера оправдали, и именно в этом Роджер увидел свою удачу. Однако, все на том же собрании, где все солдаты поняли, что мечты не всегда сбываются, и победы может и не быть, Тейлору как бы мельком заявили, что не все главнокомандующие поверили в его историю, когда он был в плену, и не до конца согласны с решением, что он не был предателем. И насчет удачи — теперь Роджер снова сомневался, что это была именно она, так как сегодня ночью, около трех часов, его отправляли на поле боя, как медика.
Слухи были не точными, но поговаривали, что завтрашняя битва должна была быть решающей. Ходили не только слухи: буквально за пол дня в самом большом английском лагере солдат прибавилось в раза два или три, прибыла помощь в виде людей из Франции, без остановки приезжали военные грузовики, выгружали оружие, складывали медикаменты по аптечкам, с которыми медики должны будут помогать солдатам во время боя, зашивалась форма, разрабатывалась стратегия, и витало общее ощущение эйфории.
Роджер эйфории не испытывал. После того, что случилось в афганском лагере, после стольких месяцев войны, боли и страданий, он уже не мог испытывать что-то подобное эйфории, однако мысль о том, что война может закончиться уже так скоро, и пугала, и радовала его одновременно. В войне всегда был один щепетильный момент — чья сторона победит.
В три часа утра, как и было задумано, каждый солдат, каждый медик, каждый главнокомандующий был готов, и каждый из них делал то, что ему было сказано. Сейчас уже ни у кого не оставалось сомнений — этот бой будет последним. Это было видно по количеству людей, всеобщей готовности, по десяткам грузовиков, что везли людей на поле боя, по горе оружия и сотням бинтов, лекарств, носилок. Роджер стоял во всем этом потоке людей и думал о том, где же сейчас был Брайан.
Их распределили в разные отряды: солдаты ехали и шли не вместе с медиками, потому что было предположение, что афганская сторона может напасть раньше на пехоту, которая вышла на поле еще около часа ночи, либо же на машины, в которых кучей ехали солдаты. Медиков терять нельзя было, какой бы цены им это не стоило, и было принято решение повести их совершенно другой, обходной дорогой. Тейлор стоял, среди людей с беретами и красным крестом на нем, и держал в руках базовый пакет первой помощи. Это было странно, но он как будто бы ничего не чувствовал, и тот страх, что обычно накрывал его с головой еще с первых дней войны, вдруг и вовсе пропал. Ему хотелось, чтобы Англия выиграла, но ему было все равно, что случится с ним на этой битве.