Ненавидеть стало сложно. Это как ненавидеть погоду за то, что она такая, а не другая — бессмысленно. Но в связи со Штейном в его жизни появились некоторые запреты, которые он выучил, увы, не со слов, а на деле.
Он любил Пеппер. Как казалось самому Тони, любил искренне, а не извращенно, как со Штейном. У них все было хорошо, пока он не додумался рассказать ей о своей ситуации. Пеппер оказалась слишком настойчивой в своей попытке достичь справедливости. Она сгорела. А Тони выучил новый урок.
«Не рассказывать».
А еще лучше «не заводить знакомств», чтобы не доводить Штейна до греха.
Когда Тони позволил Питеру оставить свой телефон, он думал, что тот станет для него вроде ребят по цеху: совместные посиделки пару раз в месяц, ничего не значащие беседы, цели на будущее, которых так и не суждено достичь. Тони умел не впускать людей в свою жизнь. Но Питер нарушил все его планы.
Он влетел в его уютный мирок, пинком ноги расхерачив все стены, и добрался до самой души за всего пару фраз. Тони никогда не велся на лесть… потому что очень редко слышал ее в адрес своей бородатой заплывшей рожи. Его с детства немного недолюбили, Тони знал об этом. Знал, и все равно повелся на красивые глаза, упругую задницу и бодрый голосок.
У Тони плохо получалось ненавидеть людей. Но себя ненавидеть он умел и любил. Делал это со вкусом, облизывая каждое свое несовершенство. Питер стал еще одним его несовершенством. Сразу за Пеппер. А ведь он всего лишь помог парню, просто посочувствовал и выручил, ничего больше. За такое не проявляют столько ответной благодарности. Не ему. Но Питер вцепился как клещ — хрен отдерешь. А отодрать ой как хотелось…
Так, не об этом.
Тони не курит. Он не любит дым сигарет, которые заставляют морщиться и кашлять. Он почти ненавидит людей, которые не умеют держать свои страсти при себе. Почти. Тони ведь плохо умеет ненавидеть, зато хорошо умеет терпеть. А еще он чертов мазохист. Когда ему больно внутри он пытается эту боль перевести в боль физическую, чтобы не пришлось чувствовать то, в чем он чертовски не силен — боль эмоциональную. Он гениален, это знают все, кто стал ему ближе одной совместной попойки. Он гений, но он ребенок. Недолюбленный, не умеющий справляться с эмоциями, гневом, желаниями и потребностями. Он делает это, как умеет: тихо переживая приступы внутри себя, вынося особо сильные в членовредительство по мелочи. Вроде такого — постоять рядом с курильщиками и подышать чужими испарениями.
После смерти Пеппер, Тони долго думал над тем, чтобы пойти вслед за ней. Но он не нашел в себе сил оставить жизнь. Зато почувствовал невыразимое желание сделать что-то, чтобы эту самую жизнь изменить. Помогла случайность.
Тони никогда раньше не задумывался над тем, чтобы помогать людям. В пожарные или врачи его не возьмут вследствие отсутствия образования. Ему не стать охранником или военным. Но вот случайная драка во время ограбления маленького магазинчика и похвала от какого-то начинающего супергероя Нью-Йорка дали ему призрачное понимание того, что он мог бы делать.
Невыраженное доселе чувство внутри напряглось и стало неприятно шевелиться. Впервые, наверное, Тони задумался о том, чего хочет. Не что поесть и где поспать, а чего действительно хочет! Ему было тяжело копаться во внутренней помойке, но он все равно делал это. Делал, потому что не мог иначе. И в результате почти месяца кропотливого раздумья он приступил к работе руками.
Сначала все шло через жопу — сказывалось отсутствие опыта и боевых навыков. Но внутри появилось ощущение правильности, уместности и какого-то детского азарта, почти наркотического. Страстно захотелось еще. И Тони не нашел причины отказывать себе. Он так увлекся, что перестал замечать все вокруг. Ему казалось, что он все делает правильно, по законам, от чистого сердца и с душой. Отрезвила случайная фраза, брошенная кем-то из толпы:
— Свали нахрен, ублюдок! Ты мешаешь профи работать.
Он уже не помнит, кому помогал тогда. Эта фраза ввела его в такой шок, что он неделю не вылезал с форумов и ютуба, в попытке узнать общественное мнение про Железного Человека. Ох, лучше бы он этого не делал. Он ведь не железный, на самом деле.
Было больно, обидно и мерзко. Хотелось встать на сторону тех, от кого он защищал, но это мазохистское чувство внутри продолжало пищать о том, что он поступал правильно, о собственной значимости, о настоящей героической отрешенности от мира. И Тони просто доверился ему.
Прекрасная мечта превратилась в рутину. Он получал уже куда меньше удовольствия, просто потому что не мог справиться с общественным мнением. Ему жадно хотелось одобрения, любви и внимания. Но он же взрослый, мать его за ногу, мужик! Он справится с этим! Ему же все по барабану!
Питер стал лекарством для израненной ненавистью и завышенными стандартами души. С ним было весело, потому что, черт подери, Тони был чертовым подростком в теле прожженного жизнью мужика. Питер был намного подкованней Тони в вопросах любви к себе и окружающим. Ему было просто делиться этой добротой, ведь в его жизни ее явно было в разы больше. Тони это знал, но не понимал. Он мог рассуждать об этом логически, но позволить себе такое не мог. Так что с Питером было сложно, хотя и невыразимо просто одновременно.
Тони понял, что влип, когда трахал свою руку, видя перед глазами образ Питера.
Тони осознал, что влип, когда смотрел на дубликат ключей у себя в руке.
Тони прочувствовал всю глубину настигшего его пиздеца тогда, когда трясущейся рукой протягивал ключи Питеру. Словно отдал себя в рабство кому-то помимо Штейна. Причем на этот раз добровольно.
Тони было тяжело смириться с Пеппер в своей жизни. Благодаря ей он научился близости, чувствам и их скудному выражению. В их отношениях инициативу проявляла в основном она. Тони понимал, что именно ждала от него женщина, сама погрязшая в своих несовершенствах и неудовлетворенном материнском инстинкте. Понимал и даже пытался предоставить.
Что в Тони нашел Питер, он не знал. Даже не пытался понять эти странные подростковые мозги. Предполагал, что это было как-то связано с его отцом, но ведь Тони смотрел на него совершенно не по-отцовски и был уверен в том, что Питер видит это. Однако это не мешало тому проявлять любой интерес, кроме непосредственно сексуального. Хотя близость физическая между ними была. Она особенно усилилась после инцидента с подземкой, но не дорастала даже до отметки «флирт». Случайные прикосновения, отзывавшиеся мокрыми снами; неловкие ситуации, которые воображение разрисовывало очень красочно и подробно; долгие проникновенные взгляды, от которых душа так сладко ныла.
Нет, с Питером было совершенно не так, как с Пеппер.
Пеппер брала быка за рога. Питер же словно ждал, когда возьмут его. Но Тони был настолько не уверен в себе и в их отношениях, что вряд ли когда-нибудь позволил бы себе что-то серьезней объятья и легкого поцелуя в висок.
И Тони точно не мог позволить Питеру стать частью его жизни. Как бы он не гнобил себя, Пеппер умерла из-за своего выбора. Она понимала это и заставила смириться с этим фактом самого Тони. Питер же был втянут сам не зная во что, так что Тони просто не мог позволить этому продолжаться. Штейн ведь настороже. Ни разу за все это время он не забыл, не оставил в покое.
Случайный прохожий затушил сигарету и ушел, оставив Тони наедине со своими мыслями. Они скакали, словно мячик от стен, не позволяя сосредоточиться на главном. На чем именно, Тони так и не понял.
В его жизни теперь не осталось совсем ничего. И что делать с этим Тони решительно не знал. Побег и время казались ему единственным верным выходом, он ведь не мог снова стать Железным Человеком — Питер сразу найдет его. А Питера сразу прижмет Обадая. Вот так и остался на перепутье: без чувств и без цели. А убить себя все равно сил не было. Так что остается просто ждать, вдруг попустит. А что, говорят ведь, что время лечит. Через пару лет Питер точно найдет себе кого-нибудь, станет счастлив, перестанет надеяться. Тогда-то Тони и вернется. Может не в Нью-Йорке, может не Железным Человеком, но вернется. Нужно только подождать.