По разные стороны стены.
………….
Но под медленным взглядом икон
В сердце, сыром от дождя,
Я понял, что я невиновен,
И значит, что я не судья.
(с) БГ
Мало кому придется по душе пустынная и унылая дорога до Стены, но для Лионеля главным было то, что они снова втроем: снова Санса едет рядом с ним, а он чуть придерживает коня и отпускает ее немного вперед, чтобы полюбоваться на ее фигурку, снова Арья носится вокруг, постоянно съезжает с дороги, рассматривает последние осенние цветы, наклоняясь так, будто уже вывалилась из седла, потом улетает вперед – и наконец на него оглядывается. В этом взгляде, словно измеряющем радиус очерченного ей сейчас для себя круга, она вся: непоседливая, несговорчивая и верная. Она всегда будет ускользать, уноситься за чем-то, - и всегда будет к нему возвращаться.
Нельзя сказать, что в Винтерфелле Лионель был одинок: северный замок был велик, его обитатели многочисленны и гостеприимны, Лионель даже до знаменитой библиотеки Старков дошел только дважды. Все это интересовало и занимало, можно сказать, что во время разговоров, чтения, упражнений во дворе, где постоянно тренировалось новое поколение бойцов, Лео не скучал по своим девчонкам – но вот разговор прерывался, книга утомляла, тренировка кончалась, и словно судорогой било: где же они, с кем переглянуться, кого обнять? И чувство было, будто потерял что-то важное, словно выехал в дорогу с пустыми ножнами.
Лионель несколько раз заходил днем в комнату Сансы, дважды даже ее там заставал, а без нее не решался переступить порог: в этой комнате была жизнь Сансы, в которой еще не было его, что-то для него странное и непонятное. И Сансе было так же странно, когда он сидел в ее комнате, словно прочитанные романы, спетые самой себе песни и милые детские мечты встречались с настоящей жизнью, которая была счастьем, даже их воплощением, но между мечтами и реальностью была узкая непроницаемая граница.
Были отдельно рассказы о подвигах и сражениях – и стоящий на пустом пространстве Лео, мимо которого пронеслась спасшая их кавалерия. Грязный, усталый, жуткий, да все равно какой, он же стоит на ногах, смотрит на них с Арьей и машет рукой, а потом уходит снова, бьет сидящего на траве мечом в горло и ногой выбивает из его руки кинжал, швыряет другого в кучу стоящих на коленях пленных, он не ранен, он ищет Лорха, и Лорху пока везет, что Лео его не находит.
Были так же отдельно песни о восторгах любви, грезах и пойманных взглядах – и ее замирающее дыхание, когда Лео целует в шею под ухом и проводит вниз языком, и вздох, переходящий в стон, когда его рука спускается туда, о чем не говорят и не пишут. Нет, его взгляды она тоже ловила, в дороге даже часто, но это был не неподвижный взгляд рыцаря, устремленный на пустой балкон, во взгляде Лео всегда была энергия и стремление, было довольно легко угадать, что ему нравится и чего ему хочется, это разное всегда бывало, но далеко не всегда это можно было оформить в слова, не испортив.
И поэтому поздно вечером Санса всегда приходила к Лео, а не наоборот: там, где он, была уже сегодняшняя, настоящая жизнь, а не то, что кончилось, и от этого сегодняшнего уже не хотелось уходить, хотя остаться на всю ночь было нельзя по многим причинам. А, уезжая и снова надолго оставляя свою комнату, Санса больше у окна не плакала, как в первый раз. Ведь в палатке-то она уже никуда не уйдет, обнимет своего Лео и рукой, и даже ногой, так и уснет почти на нем, не Арью же она будет стесняться.
Арью Лионель в один из первых дней в Винтерфелле увидел на крыше, и сам тут же на крышу вскарабкался, словно хотел Арью оттуда за шиворот стащить. Брат же ее уже упал, ну куда ее теперь несет? Вероятно, это вышло грубо, на Робба Арья бы за это обиделась, от отца попыталась бы ускользнуть, а от окрика Лео остановилась и немного робко присела на конек крыши. То, что отец и братья ее любят и беспокоятся о ней, Арья принимала как должное, ей только хотелось поскорее стать самостоятельной и взрослой, а вот то, что Лео за нее боится, – теперь он может ее даже обругать, она все равно увидит и услышит свое. Хотя Лео, конечно, ругать ее не будет: он молчалив и немногословен, он сказал то, что хотел, коротко и четко.
- Запретишь мне теперь? – спросила Арья и куснула себя за кончик языка: вот ответит он «да», и придется слушаться. – Тебе что, здесь не нравится?
- Нравится, - сказал Лео, садясь рядом с Арьей, отсюда был вид даже за крепостную стену.
- Я, может, тоже за тебя боюсь, - сказала Арья, она уже играла и как будто убегала от него. – Там, где ты лез, один камень шатается.
- По-моему, мне эта информация больше не понадобится. Или мне тебя здесь каждый день придется ловить?
- Ты же не запретил, - дала Арья Лео последний шанс. – И я предупреждала тебя, что я непослушная.
Лео не ответил и только обнял Арью за плечи, сидя рядом, и в этот раз она не стала убегать, просто опасно бы было выскальзывать из-под его руки на коньке крыши, хотя на самом деле нет. И уж тем более не было никаких причин утыкаться в Лео головой. И улыбаться от того, что он поцеловал ее в волосы.
- Хочешь, покажу, как забираться в библиотеку через окно? – предложила Арья, это, может, было и глупо, но и сидеть так больше было нельзя, как бы ни хотелось, слишком из многих мест эту крышу было видно.
- Не хочу, - ответил Лео, взглянув на башню, в которой была библиотека. – Если ты оступишься, на этой стене я не смогу тебя поймать. А ты мне нужна живая и веселая. Когда захочешь еще полазать по крышам – разыщи меня.
С каждым дневным переходом, приближающим их к Стене, становилось холоднее, словно эта еще не видимая глыба льда наполняла холодом все пространство. Холод толкает людей друг к другу, и поэтому Лионель уже не смущался, когда просыпался, обнимая обеих. Конечно, старался так уж явно не обнимать, но сонную Арью ночью подкатывал к себе и даже накрывал ее своим одеялом, если это одеяло Санса с другого бока не прижала.
Под утро Арья всегда отодвигалась, иногда даже сидела, нахохлившись, на мешке или бревне перед палаткой.
- Холодно? – тихо спросил Лео в одно утро, когда Санса хлопотала у костра чуть вдалеке, рядом с небольшим озерцом. Сел рядом, пошарил в палатке рукой, укутал Арью в одеяло.
- Я же так привыкну… - как-то жалобно сказала Арья.
- Ты сама мне говорила, что к холоду нужно привыкнуть, и тогда больше мерзнуть не будешь, - напомнил Лионель, не понимал он женский язык, в котором все главные слова всегда пропущены. Не то чтобы этих слов было много: ты, мы, любовь, постель, еще с десяток, - но это ж как священные письмена с пропущенными гласными – гласных тоже мало, но пойди пойми, в каком случае что куда подставлять. А Арья не знала, как сказать по-другому, не могла же она сказать: «Боюсь, что привыкну рядом с тобой спать».
- Привыкну, что ты близко, - наконец шепотом пояснила Арья, когда Лео ее приобнял, и его тоже обожгло, даже показалось, что Санса обернется и сразу поймет, о чем они тут шепчутся.
- Помнишь, перед отъездом ты мне обещала, что всегда будешь рядом? – спросил Лео. – Мне это нужно. Действительно всегда.
Никто не может представить, что его ожидает на Стене, как об этом ни читай и ни расспрашивай, потому что у Стены всегда есть для людей сюрпризы. Для Лионеля таким сюрпризом стал толстый стюард, с черными кудрявыми волосами и черными глазами-маслинками. Стюард нашел Лионеля сам и нашел очень быстро, учитывая то, что Санса, Арья и Лионель въехали в Черный замок ближе к вечеру, обойдясь без торжественной встречи и приветствий.
- Слушай, нельзя не узнать, дорогой, - всплеснул руками толстый стюард, выговор у него был необычный, мягкий и округлый, но каким-то образом обходился при этом почти без мягких согласных, так что «нельзя» звучало немного как «нэлза». – Я Сэм. Вай, беда какая, совсем стекла в окне нету.