Лионель попытался в ответ на это Арью поймать, раз уж ей самой пришло в голову вести такие разговоры, но Арья укатилась от него по кровати вместе с одеялом и все-таки свалилась на пол.
- Я непослушная, - сказала Арья, высовываясь из-за кровати, а Лео заметил, что одеяло осталось на полу, а рубашка Арье сильно, даже неприлично велика. – Я тебя предупреждаю сразу.
Следующий после рва Кайлин замок принял молодого короля так же, как сначала принял его Рид: точно так же весь двор был полон дружинниками, Лионель быстро познакомился со всей мужской половиной семьи, которая приняла его дружески, словно уже гордилась своим монархом, пусть даже он еще не успел толком вступить в должность, а женщин не было ни во дворе, ни в замке они не попадались. Лионель сначала опять все списал на северные обычаи, хотя ему вспоминалось по первому путешествию, что обычаи эти были не такие, и не только в Винтерфелле, и только потом заметил, что и за столом Санса и Арья оказались единственными женщинами, и даже Арье, любившей драться с мальчишками и слушать разговоры боевых латников, все-таки было немного не по себе, как бы ни были радушны хозяева. Хозяева и их приближенные действительно были веселы, постоянно возглашали за гостей здравицы, как на свадебном пиру, и травили байки, то на грани фола, то непонятные. Особенное веселье вызвала история об оруженосце, которую рассказал межевой рыцарь, - якобы бывший когда-то у рыцаря оруженосец ездил на осле, знал кучу забавных поговорок, и оба они, и осел, и оруженосец, были ленивы и прожорливы.
- Я говорю вам, благородные сэры, - повествовал межевой рыцарь. – Если повесить перед этой серой орясиной две вязанки сена, одну чуть поближе, другую чуть подальше, он всенепременно сожрет подчистую ту, которая поближе, чтобы лишние пару дюймов не тянуться, а потом уже примется за дальнюю.
- Мне бы такого оруженосца, чтобы жрал сено, - вставил кто-то, сидевший ниже соли, - моего оглоеда не прокормишь.
- Я вот однажды специально повесил рядом с его мордой две вязанки на одном и том же расстоянии, - продолжал рассказчик. – Он то туда мотнет головой, то сюда, то туда, то сюда, никак не может решиться. Я думал, либо у него голова оторвется, либо сдохнет он от голода.
- Из чего благородные сэры могут заключить, что осел животное глупое, - влез хозяйский шут. – Ведь куда умнее было бы не задумываться и тянуть то от одной вязанки, то от другой.
История и выведенная из нее шутом мораль привели весь стол в неожиданный восторг, и по шуту даже покидались целыми индюшачьими ножками, словно и в наказание, и в награду за удачно сказанную большую дерзость.
В заключение вечера Лионеля, Сансу и Арью проводили в их комнаты хозяин и его сыновья, и комнаты опять были рядом, а хозяин на прощанье сунул Лионелю письмо.
- От Ридов переслали, на досуге почитаешь, государь, - фамильярно сказал северный лорд и одобрительно хлопнул молодого короля по плечу, словно тот только что выиграл хороший турнир. – Ну когда-нибудь, если у тебя теперь бывает досуг.
Войдя в свою комнату, Лионель увидел, что все три комнаты опять смежные, а при виде двух дверей в углах своей комнаты ему все-таки припомнилась история про оруженосца и осла, но ни до ее смысла, ни до письма Лионель так и не добрался, потому что Санса пришла к нему снова. В этот раз рубашка исчезла с Сансы быстрее, потому что Лионель уже знал, что Санса разрешит, и задержалась Санса у него чуть дольше, потихоньку привыкая к тому, что так Лео ее будет видеть очень часто, и не всегда перед тем, что пока еще нельзя. Лео взял со столика у кровати письмо, улыбнувшись тому, что Санса настолько не ревнивая, и даже лежащие на видном месте письма к Лео вроде как не останавливают ее взгляд, - и перестал улыбаться, увидев на печати пронзенное копьем солнце.
«Здрав будь, мой король, - писал принц Оберин. – Ты знаешь, что я никогда так не обращался к твоему отцу, и знаешь, почему. Но теперь мне остается только слегка подосадовать, что Гора не достался мне живым, - впрочем, я слышал рассказы о том, как он умирал, и каждый раз вспоминал тебя добрым словом, так что этих добрых слов уже накопилось немало. И к тому же мне так или иначе достанется Лорх – будем же считать твое письмо о нем настоящим мирным договором между Мартеллами и Баратеонами.
Конечно, ты знаешь, что все королевство тебя и хвалит, и злословит не только за это. Нам, похоже, уготована схожая судьба – меня всегда любили мужчины и ненавидели все женщины, кроме тех, кто попадал в мою постель. Никогда не мог этого понять, ведь я был соперник мужчинам и щедрый друг своим женщинам, так что разумнее было бы мужчинам остерегаться меня, а женщинам искать моей компании. И тем не менее, это факт – и дочери, и Эллирия, хоть и владеют копьем наравне с мужчинами, находят несколько обременительным, что мое присутствие обрекает их быть единственными дамами по меньшей мере на сто ярдов вокруг, да и без меня им немногим лучше. Могу поспорить, что теперь ни одна благородная дама не окажется с тобой, двоеженцем и соблазнителем, в одной комнате, и да и дочек своих от тебя припрячет – а рыцари и лорды проявят благородство мужской души и поздравят тебя с успехом, хотя если то, что я слышал о дочерях Старка, правда, всем мужчинам стоило бы тебе завидовать страшнейшей завистью. Ты, может, и не заметишь перемен, но если твои девочки заскучают, приезжай – мои их примут».
- Лео, - вдруг окликнула его Санса, он повернулся и на минуту забыл о письме и даже, наверно, оглох – мало что может быть пленительней юной красивой девушки, на которой из одежды только брючки, уж в любом случае не письма хитрых сорокалетних мужиков.
- Ты не слушаешь меня, - весело сказала Санса и обхватила Лео руками, словно так ему будет лучше слушать и легче сдерживаться. – Пожалуйста, не верь Красному Змею.
Санса никогда не говорила Лионелю, что ему делать, и не лезла к нему с советами, и поэтому Лионель воспринял ее неожиданные слова всерьез.
- Я не верю, - сказал Лионель. – В смысле, не доверяю – но в этом письме очень много правды.
========== XIV ==========
И вам про меня расскажут самую последнюю сплетню.
В мире нет ничего интересней, чем сплетни про меня.
(с) Майк Науменко
Низкая заселенность Севера и отсутствие замков вдоль Королевского тракта некоторое время спасали Лионеля от его дурной репутации, от которой, как верно предсказал Хоуленд Рид, больше страдали бы Санса и Арья. Простолюдины на редких постоялых дворах вроде бы не были обременены никакими слухами и если и предлагали: «Да идите вы, молодые, на сеновал, небось втроем не замерзнете», - то, наверно, от чистого сердца, хотя, если бы Лионелю пришлось поскитаться и повоевать столько же, сколько его отцу, он бы немного в невинности этой фразы усомнился. Но пока Лионеля смущали только коварные свойства сена, глубоко под ним проседавшего, но при этом достаточно плотного, чтобы быть немного покатым: допустим, Санса скатывалась к нему нарочно, но два раза Лионель просыпался, обнимая обеих сестер, и с трудом из этой ситуации выкручивался, вернее, выползал: мечтать можно было о многом, но явно не о том, что они проснутся и обе встретят это положение веселым «докатились!»
Более привычные ночевки в палатке, в которой было холоднее, чем в стогу сена, тоже таили сюрпризы: в темноте Лионель грел дыханием руки Сансы и лукаво приглашал ее погреться еще, ее холодные пальцы без стеснения пробирались ему под одежду, и в мыслях обоих излюбленная менестрелями метафора о песне льда и пламени принимала несколько неприличный смысл. «Не замерзнешь?» - спрашивал Сансу Лео, в свою очередь добираясь до любимого нежного тела, то ли заботился, то ли дразнил, а скорее полюбил чувствовать, как Санса сама к нему тянется. Понимал, что играет с огнем, что в следующую ночь в теплых комнатах оба могут и не выдержать, но и чувствовал, что нельзя этому притяжению между ними не быть, что оно для любящей пары как корень для дерева.