- Значит, в рождение драконов из погребального костра вы поверили, - весело сказала Мира. – В то, что девушка вышла из костра с волосами, бровями и ресницами, вы поверили. А в то, что она уговорила раненого мужа лечиться у спасенной ею колдуньи, вы поверить не можете.
- Драконы бывают, я в Королевской гавани даже скелеты их видела, - возразила Арья. – А вот какой отбитой нужно быть, чтобы учить лечить раны того, кто много лет воевал, это я даже не знаю.
«Сама-то», - хотел поддеть Лионель, вспомнив, как Арья предлагала Торосу приложить грязи к раненой руке, но подумал, что все-таки это будет несправедливо, Арья же не настаивала, она просто так, разговор завязать.
- И сам кхал еще дал себя уговорить, в это уж совсем никто не поверит, - согласилась с сестрой Санса и глянула на своего Лео: он-то никому не даст себя уговорить, если знает, как надо. С Лео свободно и безопасно, как в замке: внутри стен иди куда хочешь, а как дойдешь до стены, не станешь же пытаться ее подвинуть, какой смысл. Да и то сказать, замок без стен – это недоразумение какое-то, просто деревня.
В Сероводье все необычно, не только дорога до него и внешний вид замка, но и сам замок внутри: в нем столько коридоров и поворотов, что любой заблудится, кроме хозяев. Лионелю, когда его провожали в его комнату, очень не хотелось, чтобы Сансу и Арью на очередном перекрестье коридоров провели куда-нибудь еще, словно он боялся потом заблудиться и их не найти, но этого и не случилось, а, напротив, им дали смежные комнаты, вопреки всем правилам приличия. В комнате Лионеля было тепло, это было даже непривычно после стольких недель странствий, и очень кстати: Санса практически сразу пришла к нему через соединяющую их комнаты дверь, будто они уже были женаты, и в колеблющемся свете свечей Лионель в первый раз снял с Сансы не только куртку, но и простую рубашку под ней. Сансе не нужны были кружева и дорогое белье, чтобы быть красивой, у Лео и так сердце билось быстро и радостно, и глаза словно не могли насытиться, так что Санса даже немного смутилась: уж больно смело она уселась к нему верхом на колени, теперь уж никуда не спрячешься. А потом смущение прошло, в самый неожиданный момент, когда Лео подхватил ее за плечи и начал целовать ее грудь: тут бы и сгореть со стыда, особенно поняв, на что Лео все это время намекал, спускаясь губами по ее шее к ключице, но и при мысли о том, что теперь даже один поцелуй в шею или прикушенная мочка будут означать вот это, не было никакого стыда, только жар. И после не было никакого смущения, когда его рука уже пробралась в ее брючки, а Лео целовал ее губы, проводя по ним языком, он любил видеть ее лицо в такие моменты, чувствовать, как отзывается ему ее тело, слышать шумное и сбивчивое дыхание. Он даже на себя ее потянул, чтобы видеть ее всю, будто парящую над ним: и развязанные брючки, чуть отодвинутые спереди его рукой, и тонкую талию, и небольшую юную грудь, от которой он иногда отрывался, и накрывшие голые плечи рыжие волосы, и изящную шейку, и мягкую линию подбородка, и раскрывшиеся ему навстречу прохладные губы.
А Санса догадалась, какой у Лео был на нее вид, только потом, когда ему уже пришлось за свое хулиганство расплатиться, и она слишком надолго заблудилась языком у него на груди, наконец прижимаясь телом к телу, а не курткой к куртке. Лео такая расплата понравилась, она совсем не отвратила его от будущих хулиганских действий, даже наоборот. Он бы даже еще раз сейчас же нахулиганил, но Санса все-таки выскользнула из его постели и ушла, подобрав одежду, как чувствовала, что не выдержит: не только спать останется, но и все оставшееся позволит. Так, как сейчас, было лучше: они оба уже привыкли к тому, что их первая брачная ночь растянулась надолго, они постепенно друг друга узнавали, прикипали друг к другу воспоминаниями о том, что и когда случилось впервые, а Лео как старший уже стал задумываться о том, о чем никогда бы не подумал в обычной спешке первой брачной ночи и горячке последующих ночей: хотелось ему теперь поймать толкового мейстера из большой семьи, хотя бы Лювина в Винтерфелле, и поговорить о том, когда рождение наследника престола не будет для Сансы слишком большим риском. А о том, что на нем самом до этого времени будет нарисована большая мишень, Лео знал.
Лео проснулся среди ночи и спросонок подумал, что Сансе передались его мысли, посещавшие его иногда по ночам, и она прокралась к нему за добавкой. И хорошо, что он сразу не согласился на языке жестов, вернее, быстро остановился, когда Арья оказалась у него на постели.
- Прекрати! – громким шепотом потребовала Арья, хотя если бы полусонный Лионель задумался, он бы понял, что всего недели три назад она бы его за такое либо убила, либо не разговаривала бы с ним потом дней десять.
- Я сегодня, когда говорила о скелетах драконов, вспомнила важное, - сказала Арья, усаживаясь на пятки рядом с лежащим Лео. – Потом забыла, а теперь проснулась и вспомнила снова. Я тогда слышала в подземельях разговор Вариса. Он предатель.
Лионель выслушал рассказ о том, как Варис хотел принести лорда Эддарда в жертву государственной стабильности, и сразу в рассказ поверил, не только потому что это рассказывала Арья, но и потому, что упомянутая Варисом и неузнанная тогда правда о семье Лионеля была теперь известна и ему, и Арье, так что она на этом месте рассказа запнулась, хотя до этого про ловлю кошек вышло так забавно, что даже упоминание о том, как Арья наткнулась на Серсею с младшими детьми, Лионеля почти не царапнуло.
- Варис арестован, - успокоил Арью Лионель, когда рассказ закончился.
- Этого мало, - жестко сказала Арья. – Он не должен выйти на свободу. И с ним нужно поговорить – так, как ты поговорил с Лорхом.
Лионель часто считал Арью маленькой, да так оно и было, но характер у нее уже сформировался, и Лионель видел также, что она намного жестче сестры. Если Сансу ему хотелось защитить от сурового мира, то в случае с Арьей ему иногда хотелось защитить мир от нее. Конечно, ее он тоже жалел и берег, но было у него чувство, что, если Арье придется в жизни нелегко, мир заплатит ей ручьями крови за каждую ее слезу. Не то чтобы мир отделался бы легче, если бы Лионелю пришлось всерьез мстить за ее обиды, но ему после этого было бы хотя бы совестно. Как мужчина и как монарх, Лионель был обязан ничего подобного в Вестеросе не допустить, а для этого Арья должна быть счастлива и всегда быть в безопасности.
- Я усну сейчас, - пробормотала Арья и сквозь наваливающийся сон потерлась щекой о голую грудь Лионеля: если уж он начинал исполнять свои монаршии обязанности, он исполнял их усердно и хорошо. – Пиши письмо в Королевскую гавань.
Но зажечь свечу Арья тоже ему не дала, то ли она стеснялась своей ночной одежды, то ли боялась, что Санса или кто-то другой увидит в комнате Лионеля свет в самый глухой час ночи.
- Слушай, ну нельзя писать письмо в темноте, - терпеливо объяснил Лионель и закутал Арью в свое одеяло. – Хочешь, иди напиши его сама, я запечатаю.
- Отец не поверил мне, - напомнила Арья. – Что сейчас изменится? – и Арья прикусила язык, вспомнив про новый аргумент, доказывавший ее правоту.
- Ну а что я напишу? – попытался отказаться Лионель, ему нелегко было писать лорду Эддарду, перед которым он чувствовал себя виноватым. – Что услышал это от тебя и это похоже на правду?
- Про меня не пиши, напиши, что услышал это в доме Хоуленда Рида, - предложила хитрая Арья, она уже принесла бумагу и перо, по дороге чуть не запутавшись в одеяле и едва не рухнув с грохотом на пол. – Хоуленду Риду известно многое, что неизвестно больше никому, отец ему всегда верит.
Лионель ненадолго замер над бумагой, думая о том, извиняться в начале или в конце, а Арья добилась своего и развеселилась, усевшись рядом с ним на кровать.
- Слушай, а ты хорошо понял ту часть, в которой Лорас Тирелл везет ко двору свою сестру? – лукаво спросила Арья, словно в нее вселился маленький чертенок. – «Девушка мила, прекрасна и послушна». Ты не жалеешь теперь, что уехал?