— Это что? — Софья озадаченно уставилась на стопку листов, которые Мишка выудил из своей сумки и теперь настойчиво совал ей.
— Даже не знаю. Наверное, твой реферат, который ты сейчас будешь сдавать моему куратору.
— Я не писала реферат.
— Ну, если его писал я, то логично, что не ты! — фыркнул Мишка, наконец всовывая Софье в руки стопку листов — та их чуть не выронила, в последний момент собрав все в кучу и примяв пару верхних страниц.
Бейбарсова неверяще уставилась на Лоткова.
— Ты написал за меня реферат? — по правде, она чуть не растрогалась.
— Не то, чтобы написал — переоценивать мои приступы благородства тоже не надо. Взял из шкафов Поклёпа кучу старых, подобрал нужный и переписал твоим почерком. За оригинал Поклёп когда-то поставил четыре. Ну, тебе же четыре хватит? — безразличным тоном Мишка явно хотел показать, что ничего особенного он не сделал, но выглядел при этом он как герой, только что сразивший дракона, освободивший красавицу из заточения и ожидавший свадебный пир на весь мир и полцарства в придачу.
— Конечно хватит! Ну… спасибо, — Софья, удивлённо покачивая головой, перебирала страницы. Почерк был неотличим от её собственного: Мишка превосходно умел подделывал чужую руку, от «кардиограмм» до идеальных художественных завитушек, в то время, когда сам писал как курица лапой.
— Принято! — Мишка, пока Софья на ходу запихивала в сумку свой новоприобретённый реферат, обнял её рукой за плечи. Бейбарсова тут же вывернулась.
— Ну ладно, Соф, ну мы же друзья! — заискивающе улыбаясь, протянул Мишка.
— Угу, друзья! — безжалостно подчеркнула Софья и влезла в тайный проход за любезно отодвинутым Мишкой ковром. Лотков страдальчески вздохнул и полез следом.
Доведя Сашку до магпункта и передав её на попечение до Лигула сердитой на Панночку Ягге (Бейбарсова была уже восьмой пациенткой за сегодняшний день, явившейся после урока нежитеведения), Юра вернулся на Жилой Этаж. Захватив у себя в комнате деньги, куртку и сноуборд, он, не мешкая, отправился на поиски Вики Валялкиной.
С помощью интуиции и компасного заклинания (первое, как выяснилось, у Юры работало лучше второго), Валялкина была обнаружена на четвёртом этаже за гигантским портретом старика Хоттабыча. Спрятавшись в узком каменном проходе за портретом, она целовалась со Славой. Прерванный в своём увлекательном занятии, Водолеев вопросительно воззрился на своего соседа по комнате и недовольно изрёк:
— Чего тебе?
— Дико извиняюсь! На мгновение! — заверил Юра, беря Вику за плечи и увлекая дальше по коридору.
— Ну что? Ты в курсе, что я имею право на свою личную жизнь, отдельно от вас троих! — прошипела Вика, останавливаясь вне пределов слышимости Славы.
— Конечно имеешь! — заверил Юра и перешёл сразу к делу: — Скажи, что у тебя ещё остались на сегодня телепортации!
— Остались! — нетерпеливо топнула носком Вика, тоскливо поглядывая на своего ожидающего в конце прохода парня.
— Класс! Тогда мне, пожалуйста, в Питер, куда-нибудь в район, эм… — он вынул из кармана бумажку с написанным рукой Софьи адресом и сощурился, разбирая в полутьме почерк. — Адмиралтейской, кажется.
Вика, едва дослушав, сгребла Юру за лацканы куртки и тут же отпустила. За ворот ему сразу же начал сыпать снег, и Бейбарсов, пошевелив плечами и дёрнув шеей, натянул на голову капюшон.
Они стояли на Английской набережной. Хмурое зимнее небо щедро трусило целые сугробы на снующих и сующих носы в шарфы прохожих. Широкая Нева, кое-где не замёрзшая, неспешно катила мимо свинцово-серые воды. Какая-то девочка-подросток в разноцветной шапке с ушками восторженно щёлкала профессиональным фотоаппаратом, наводя его на всё подряд. Казалось, никто не обратил внимание на вдруг возникших посреди тротуара парня и светловолосую девчонку.
— Назад своим ходом? — суя руки в карманы джинс и передёрнув плечами (она была без куртки), деловым тоном осведомилась Вика, кивнув на сноуборд в Юриных руках.
— Не, это для внутренних передвижений, — дёрнув краем губ, пояснил Бейбарсов. — Я тебя по зудильнику наберу потом. Бр-р, ну тут и холодрыга!
«Ага, прелесть!» — буркнула Вика, дав понять, что услышала, и исчезла. Видимо, время продуктивного общения со Славой она ценила больше, чем разговоры о погоде с Юрой.
Бейбарсов вздохнул и, сунув под мышку сноуборд, прошёлся вдоль набережной, затем свернув с неё по указанному адресу. Попетляв какое-то время по улицам и забравшись в глубь квартала, он вышел к старой толстостенной четырёхэтажке, педантично огороженной декоративным заборчиком. Перешагнув через заборчик и промочив в сугробе ноги, Юра сверился с указанным на бумажке адресом и, с помощью Тумануса Прошмыгуса зайдя в крайний подъезд и взбежав по высоким бетонным ступеням, два раза коротко стукнул в резную деревянную дверь на площадке второго этажа.
В квартире зашаркали старческие шаги, и в глазок сунулся чей-то мутный глаз.
— Кто? — настороженно вопросил хриплый немощный голос по ту сторону двери.
— Покупатель! — отозвался Юра. — Мы связывались с вами по поводу…
— Тихо!
Защёлкали замки, грюкнул засов. Дверь отворилась, являя Бейбарсову тёмное нутро квартиры и сгорбленного плешивого старичка в полосатом халате и высоких носках с дыркой на большом пальце. Замахав Юре худой рукой с жёлтыми ногтями, чтоб проходил, старик оглядел площадку, живо захлопнул за ним дверь и только после этого, обернувшись, уточнил:
— По поводу?
— Русалочьей чешуи, — напомнил Юра, хмуро оглядываясь. Торговец ему не нравился: как и от всего вокруг, от него пахло старостью и плесенью, и хотелось побыстрее убраться отсюда восвояси.
— А, да-да, разумеется! — взмахнул руками старичок и зашаркал по коридору, маня Юру за собой. — Отличная чешуя, сам собирал. Помню, чуть сирены не загрызли! Совсем немного осталось, молодой человек, совсем немного!.. Больше нигде не найдёшь…
Они прошли сквозь завешивающую проход портьеру (выцветшую и пахнущую мокрой тряпкой) и оказались в комнате, заставленной полками и шкафами. В них и на них в ужасном беспорядке громоздился, по меньшей мере, миллион предметов — по большей части, колбочки и скляночки с различными ингредиентами для зелий, но встречались и чучела магических животных, какие-то книги, рукописи, статуэтки и даже вазы разной степени целостности. Единственное окно было плотно закрыто шторами, и весь этот хлам тонул в окрашенном жёлтым цветом полумраке.
Пока Юра топтался возле входа, рассматривая примостившуюся на ближайшей полке заспиртованную голову гидры (которой, судя по её состоянию, было уже под сотню лет), старик, кряхтя, нагнулся и выудил из-под одного из шкафов открытый деревянный ящик. Грюкая и звякая, он долго рылся в нём, и наконец, подтянув сползший носок, разогнулся, держа в руке фигурную скляночку, наполовину заполненную крупными чешуйками.
— Двести дырок от бубликов! — фальцетом объявил он, подходя к покупателю и чуть встряхнув содержимое склянки. Чешуя тускло блеснула золотом в полутьме.
— Мы договаривались на сто, — мрачно поправил Юра.
— Двести, юноша, двести! Что делать, что делать: курс зелёной мозоли так вырос! Видишь, сам впроголодь живу, внучек не балую!.. — запричитал старик, чуть отодвинувшись назад и настороженно зыркнув на Юру — словно боялся, что тот сейчас отнимет у него товар.
Бейбарсов вздохнул и, потерев шею рукой, отсчитал старику, сколько тот требовал. Получив деньги, торговец тут же сунул Бейбарсову в руку склянку и, ненавязчиво подталкивая того ладонью в спину, заторопил его к выходу. Юра, не поддавшись, остановился.
— Одну минуточку.
Порывшись в кармане куртки между заполнявшей его мелкой всячиной, Бейбарсов достал закупоренную пробирку. Старичок, сощурив глаза и сцепив узловатые руки на мешочке с деньгами, настороженно наблюдал, как Юра разматывает тряпицу, которой было завязано горлышко проданной склянки.
— Отличный товар, ну что ты!.. — заблеял он, махая руками.