— Привет, с возвращением! — Сашка удостоилась своей доли приветственного взгляда. Затем внимание четверокурсницы с чистой совестью сфокусировалось на Сашкином брате. — Слушай, Юр, помнишь, мы болтали на тему того, что неплохо было бы попасть на матч Кицунэ с Полярными духами, посмотреть на их нового защитника? В общем, мой дядя на каникулах достал пару билетов. Так что, если хочешь, можно…
— Класс! Отлично! — искренне обрадовался Юра. — Но, понимаешь, у меня как раз в этот день у тёти День Рождения, так что… Ну, я никак. Но ты возьми кого-нибудь из наших и сходи обязательно! Нужно оценить, насколько хорош этот фрукт вживую — а то по трансляциям кажется, что он не кицунэ, а Лигул знает что в сияющем ореоле. У нас опять матч с их сборной на носу, а предыдущие пять проигранных нашей команде как-то и так боевого духа не прибавляют.
— Тебя когда-нибудь проклянут! — нараспев предупредила Сашка, подхватывая брата под руку. Они выбрались из жилого крыла замка и шагали по гулко отзывающимся на стук их ботинок каменным коридорам, постепенно спускаясь с верхних этажей.
— Уже пытались! Я, правда, не понял, за что.
Сашка раздражённо цокнула языком.
— За то, что ты флиртуешь со всеми, а когда дело рискует усложниться — прикидываешься шлангом, до которого ну вот вообще ничего не доходит!
— Вообще-то, это называется «вежливость», — скривился Юра.
— Вообще-то, в женском сознании «вежливость» и «флирт» теперь — одно и то же. Милости просим в двадцать первый век!
— Ну, тогда мне здесь не нравится! — проворчал брат, вслед за Сашкой спускаясь по узкой потайной лестнице ещё на один этаж. — И что предлагаешь, встречаться со всеми подряд, как ты?
— А чем плохо? Я люблю разнообразие! — через плечо растянула ехидную улыбку сестра. — Пришли!
Они стояли где-то в медвежьем углу Тибидохса, уткнувшись в глухую стену. По обе стороны, совершая плавный круг, тянулись части уходящих назад коридоров. Освещение было тусклое — магию факелов в этой части давно не обновляли, поэтому их пляшущее оранжевое пламя выцвело и, словно перья жарптиц, больше не разбрасывало вокруг ярких искр. Из соседнего коридора тянул сквозняк, шевеля мех на откинутых капюшонах близнецов.
Сашка с видом человека, который знает, что делает, подошла к сплошной каменной стене и испытующе провела по ней ладонью. Ладонь покрылась слоем грязи. Сашка отёрла её о куртку и, откинув за спину две тёмных, похожих на толстых ужей косы, принялась ходить взад-вперёд перед этим участком. Изредка она тыкала то в один, то в другой кирпич пальцем и беззвучно считала. Юра, сложив руки на груди, исподлобья заинтригованно следил за ней.
Через минуту Бейбарсова хлопнула в ладоши и, подняв перстень, поочерёдно выпустила по красной искре в три совершенно хаотично расположенных кирпича кладки, предварительно легко тронув их пальцами. Затем подошла ближе и обеими ладонями надавила на центральный.
Обтёсанный временем куда умелее, чем некогда руками строителей школы, булыжник подался внутрь и повернулся. Вся стена коридора мелко дрогнула, а затем, заставив пламя факелов панически заметаться, небольшая часть её стала поворачиваться до тех пор, пока не встала поперёк коридора, почти полностью загородив собой проход. Юре пришлось в последний момент отскочить на Сашкину сторону, чтоб не быть разделённым с сестрой.
Придерживаясь пальцами за рукав брата, довольная, но несколько притихшая Сашка вместе с Юрой шагнула в темноту открывшегося хода.
— Ладненько… И где мы?
— Если верить тому, что было написано — в гробнице Ивана Царевича. Знаешь такого?
Юра присвистнул, снимая упавший ему на голову откуда-то из темноты кусок паутины. В паутине уже не одно столетие проживала мумия паука.
— Это тот, который верхом на оборотнях катался? Он же, вроде, кроме Чумихи, единственный маг, кто смог выдрессировать нежить для своих небольших царских нужд. Но, по крайней мере, в них не входило порабощение мира, за что ему человеческое спасибо — уважаю!
— Да, — приглушённо засмеялась Сашка. — Он скорее посылал хмырей сгонять за бутылкой медовухи с утра… или за подружкой. Какая там у него была, Премудрая или Прекрасная?
— Не знаю — эту лекцию по истории мы вместе проспали.
— …Но точно могу сказать, что Премудрая-Прекрасная — не единственное, что у него было! — оживился брат. Он только что буркнул осветительное заклинание, и последняя реплика являлась прямым следствием того, что увидели близнецы, когда вспыхнули и тут же вонюче зачадили массивные, веками не горевшие факелы в кованых скобах.
Затхлое холодное помещение с низким потолком и грибком на стенах, в длину, однако, могло бы занять третью часть Зала Двух Стихий. Отшлифованные плиты каменного пола у входа покрывал такой слой пыли, что они казались совершенно белыми, и ноги тонули в этом ковре, как в снежных сугробах. По мере удаления взгляда в глубь комнаты, «сугробы» становились выше и выше, венчаясь здоровым курганом. Хорошенько присмотревшись, Юра понял, что на полу горами были навалены старые — резные, расписные, инкрустированные какими-то каменьями — сундуки, на которых пыль и паутина веками оседала точно так же, как и на полу. Они-то и были «сугробами». В роли кургана же, как одновременно догадались близнецы, выступал умещённый на возвышение склеп, в котором, судя по всему, покоились бренные останки самого Царевича.
Ветерок, задувающий через открывшийся проход, поднимал отдельные пылинки и крутил в воздухе их маленькие смерчи. Сашка чихнула — гулкое эхо разнеслось до противоположного угла комнаты и вернулось к ней.
Близнецы радостно переглянулись. Они обожали выкапывать в старых закоулках Тибидохса что-то новенькое — даже если это было сопряжено со стопроцентными влетаниями в Поклёповские наказания, которые завуч с превеликим удовольствием и изобретательностью обрушивал на их темноволосые макушки всякий раз, как ловил в непотребном месте и во внеурочный час. Что только прибавляло близнецам азарта. Положа руку на сердце, можно было заключить, что в каждом из них дремало по неукротимому археологу-садомазохисту.
Друг за дружкой Юра с Сашей стали, не спеша, пробираться в глубь помещения, ботинками оставляя в пыли глубокие обличающие следы. Попутно они стирали с верхних сундуков грязь и слипшуюся паутину, разглядывали орнаменты на крышках. Бейбарсов стянул с массивного, раскрашенного некогда яркими, но поблекшими красками ларца цепь и, отворив, заглянул внутрь.
— Смотри-ка! — обеими руками со звоном выудив что-то из его недр, Юра, обернувшись, продемонстрировал сестре здоровое золотое блюдо. — Никак, чёрную икру с него ложками хавал!
Сашка, исследовавшая содержимое забитого самоцветами кувшина и пропуская тускло сияющие в свете камни сквозь пальцы, невнятно угукнула. Затем, наигравшись, отставила кувшин в сторону и, присев, пробежала пальцами по углу стоявшего под остальными сундука.
— Совсем не тронутый. Нежить здесь не лазила! — с удивлением констатировала она.
— Вот, что значит внушить к себе уважение! — отсалютовав склепу — от которого Бейбарсовы, впрочем, в своих изысканиях держались подальше, — заметил Юра. — А хотя… Спорим, здесь есть не только нажитое непосильным трудом? Царевич-то не от прекрасных душевных качеств с нежитью общий язык находил. У него же куча артефактов на этот случай водилась! Они, по логике, тоже где-то здесь — магия фонит, нежить и не суётся. Но в склеп за ними я не полезу — что я, дурнее хмырей? Эти игрушки здесь вряд ли зря заперли.
Сашка хмыкнула. Просунув тонкую руку между двумя массивными малахитовыми ларцами, она выудила из узкой щели деревянную шкатулку. За века дерево не рассохлось, но наоборот, как будто затвердело, с трудом отличаясь на ощупь от камня. Подцепив ногтями бегущие по крышке полустёртые узоры на лесную тематику, любопытная Сашка с третьей попытки победила крышку и, откинув ту на заржавевших петлях, получила доступ к её содержимому.
Юра, оставивший в покое чучело Серого Волка, на морду которого только что из чувства прекрасного намотал длинную нить жемчуга, а на оба здоровенных уха знаменитого оборотня привесил по погнутой короне, через завалы старых сокровищ добрался до сестры и заглянул ей через плечо.