Персы, разумеется, не думают, что этот второй брак - оскорбление царю царей; для противников царицы оскорблением был сам брачный союз Камбиса с египтянкой. Теперь малышу Яхмесу нужно особенно остерегаться.
Что же до египтян, они возмущались повторным браком живой богини, но теперь это не вызовет такого негодования, как в прежние времена, когда Маат была чиста. К тому же, Нитетис больше не правящая царица, а только первая среди благородных женщин страны - “хат-шеп-сут”.
Однако она сохранила большое влияние на умы подданных, и немало египтян одобрило ее второй брак: с настоящим высокородным сыном Та-Кемет и жрецом Нейт, который отстоял обеих своих богинь от ярости персов.
- Та-Имхотеп просила отпустить ее, - вдруг сказала Поликсена. - Боится, что умрет на чужбине и ее Ка и Ба будут вечно мучиться!
- А остальные три души? - засмеялся Аристодем. - Кажется, египтяне их у себя насчитывают пять?*
Потом прибавил:
- Какой странный народ. Страннее людей я еще не знал!
- Мы все сейчас удивляемся друг другу, как дети, впервые столкнувшиеся лбами во время игры, - рассмеялась Поликсена. - И мне кажется, что какое-то исполинское божество, непостижимое ни для кого из нас, играет нами, без сожаления смахивая с доски, когда партия кончена! Все, что происходит с нами, имеет смысл и оправдание, только если веришь, - задумчиво прибавила она, - что весь мир - одна огромная магическая игра, партия в сенет, в котором никто не знает, за какую сторону он играет и кто более прав… и кто победит!
Аристодем, склонившись со своего табурета, накрыл рукой ее руку.
- Это утешительная мысль, моя любовь. Пожалуй, самая утешительная из всех!
Оба улыбнулись.
Потом афинянин вдруг сказал:
- Думаю, мы еще можем прожить здесь по крайней мере два года. У нас новый дом. Тебе нельзя путешествовать морем еще долго, и Аристону с семьей тоже! Иония для нас не будет потеряна, и в Навкратисе мы сможем часто получать от твоего брата послания!
Аристодем вздохнул, борясь с собой.
- И ты могла бы видеться с Нитетис. Это твой долг, и ты нужна ей.
Поликсена покачала головой, глядя на мужа с радостным удивлением.
- Что бы сказали твои сограждане, если бы послушали тебя сейчас! Как давно ты перестал быть афинянином?
Муж встал и, склонившись к ней, поцеловал в лоб.
- Мы с тобой эллины, которым когда-нибудь уподобится весь мир.
- Хорошо, если ты рассчитываешь на это. А не на гегемонию Персии! - усмехнулась Поликсена.
Но разве Эллада и Персия не заимствуют друг у друга всевозможные образцы - впервые столкнувшись лбами?
***
Аристодем не был большим гостеприимцем, но время от времени принимал у себя знакомых: в числе их философов разного толка, образованных милетцев, художников и поэтов. Навкратис, пользуясь своей обособленностью и, вместе с тем, прочными связями с Египтом, Ионией и Азией, становился довольно сильным полисом.* Поликсена, не преувеличивая, могла бы сказать, что счастлива в эти месяцы. Беременность протекала хорошо, так же, как и первая, и Поликсена утопала в любви мужа, который оказался таким предупредительным и тонким человеком, каким никогда не мог бы сделаться спартанский гоплит.
Поликсена несколько раз получала письма и от великой царицы, и от брата. Эллинка по-прежнему сильно тосковала по ним обоим, но эти столь дорогие и значимые люди уже отдалились от нее, будто принадлежали другой жизни.
А через два месяца ее с мужем навестил неожиданный гость.
Калликсен приплыл из Афин на торговом корабле, которые ходили в Египет нечасто: Афины вели с Навкратисом намного меньше дел, чем Иония и Кария. Юный мореход сразу же отправился к старшему брату, о котором больше всего вспоминал… и с которым ему много о чем было поговорить.
Поликсена впервые видела этого юношу с длинными золотистыми волосами и юношеским упорством и гордостью в голубых глазах. Калликсен был, несомненно, еще наивен и горяч; он очень походил на Аристодема, когда тот впервые сватался к ней в Мемфисе… но, несомненно, когда Калликсен возмужает, из него выработается совсем другой человек. Аристодем говорил жене, что младший брат грезил подвигами аргонавтов, и он и вправду напоминал Поликсене Язона: каким тот мог быть в начале своих странствий, когда еще не слышал ни о золотом руне, ни о колхидянке Медее.
Братья обнялись с теплотой, но, вместе с тем, с настороженностью, которая появляется после долгой разлуки - когда самые близкие люди предвидят друг в друге неприятные перемены. Тем более, что Поликсена знала, о чем Аристодем писал Калликсену.
Поприветствовав старшего брата, юноша учтиво поклонился госпоже дома. Но при этом так смотрел на смуглую черноволосую царевну своими голубыми, как небо, глазами, точно видел перед собой ту самую колдунью из Колхиды.
Впрочем, Калликсен умел себя вести, и не сказал ничего лишнего: хотя, конечно, знал, что Поликсена чужая жена или вдова, потерявшая мужа-грека в одной из последних войн египтян.
Когда Калликсен вымылся и хозяйка усадила его за стол, некоторое время за едой царило неловкое молчание. Потом завязалась беседа, и Калликсен принялся рассказывать о себе: о своем плавании. А дальше, разумеется, заговорит о происходящем в Афинах.
Аристодем напрягся, не спуская с младшего брата глаз: он знал, о чем может проговориться юноша. Если только Хилон не предупредил его… хотя, если бы предупредил, едва ли Калликсен захотел бы видеть Аристодема. И сам Аристодем ничего не мог сказать брату. У таких юнцов свое представление о справедливости!
Когда юный моряк упомянул о статуе спартанца-метэка, появления которой с нетерпением ждал весь город, Аристодем быстро взглянул на жену. Поликсена выпрямилась в кресле, ее смуглое лицо стало землисто-бледным.
Хозяин дома мог бы приказать брату замолчать, но Поликсена легко домыслила бы остальное: и, скрепя сердце, афинский купец решил - пусть расплата наступит сейчас.
Когда увлеченный своим рассказом и ни о чем не догадывавшийся юноша сказал, что статуя была украдена перед самой выставкой, Поликсена быстро встала. Аристодем тут же поднялся следом, чтобы поддержать жену; но она оттолкнула его руку с неожиданной силой.
- Как звали этого спартанца? Он жив?.. - воскликнула хозяйка.
- Ликандр. Он, кажется, погиб во время состязаний, - ответил недоумевающий Калликсен. И тут он, казалось, начал о чем-то догадываться.
Поликсена попятилась от стола, глядя на обоих братьев-афинян с отвращением. Аристодем шагнул было к ней, но жена крикнула:
- Не подходи!..
С рыданиями она метнулась вон; хлопнула дверь в соседнюю комнату.
Братья остались одни.
Потом хозяин, видимо, приняв решение, бросился следом за Поликсеной.
Калликсен вскочил: он услышал за стеной крики, рыдания, грохот, будто опрокидывалась мебель. Что-то разбилось. Юноша, все поняв, застыл на месте, разрываясь между желанием бежать отсюда вон и бежать брату на помощь: он слышал, что жены в таком состоянии могли кидаться на мужей с ножом!
Но потом все стихло, и в ойкосе опять появился Аристодем.
Молча подойдя к брату, он схватил его и яростно встряхнул.
- Ты знал, что моя жена ждет ребенка?.. Ты вообще хоть когда-нибудь думаешь?
Оттолкнув Калликсена, Аристодем упал в кресло и закрыл лицо руками.
Юноша облизнул губы. А потом воскликнул:
- Да как я мог это знать? Как я мог знать, что ты украл жену у этого раба, у этого спартанца… и живешь с ней в обмане?..
Аристодем тяжело взглянул на него.
- Ты мальчишка, который ничего не понимает в жизни! Не будь ты моим братом, я вышвырнул бы тебя за порог!
- Да я сейчас сам уйду, - Калликсен попятился, заикаясь от негодования. - Глаза бы мои вас обоих не видели!
Он уже дошел до двери, когда остановился и оглянулся.
- Постой, - услышал юноша голос Аристодема.
Он тотчас повернулся к брату, надеясь, что все сейчас как-нибудь по волшебству уладится. Калликсену было всего пятнадцать лет!