Надо ли говорить, что я сидел, открыв рот? В то время мы с ребятами часто говорили о женщинах, расписывали, явно и часто не в меру привирая, свои постельные подвиги, но каждый из нас в душе боялся, что после выхода отсюда все будет не так уж и хорошо.
- Ты не должен усугублять неудачами свои болячки, - и он постучал пальцем по моей голове, - поэтому постарайся их избегать. Знаю, что вы, молодые, любите кидаться на все, что движется. Так вот, об этом придется забыть. Ложиться с женщиной будешь только на сто процентов уверенным, что ты ее хочешь. И все у тебя получится. Никогда ничего не пытайся женщине доказывать, не иди у нее на поводу, не реагируй на подначки. Для отмазки придумай пару причин. Ты умный парень, справишься. Береги себя, как моя Роза берегла свою любимую хрустальную вазу.
Он еще долго развивал эту тему, а я старался не пропустить ни одного слова: быть неудачником еще и в этом - последнее дело. В конце концов его красноречие иссякло, и он предложил заглядывать, если будут проблемы.
В то время мы с друзьями любили проводить время в компании с девицами, но я себя берег, следуя заветам старого мудрого еврея, как хрустальную вазу, я не хотел в постели никаких проблем. Я понимал, что нет ничего лучше хорошего секса, и нет ничего хуже плохого. Я стал осторожен, брезглив и привередлив. Женщину, с которой собирался провести ночь, я даже, стараясь не привлечь к этому внимания, мог и обнюхать: ничто не должно было выбить меня из колеи. Если по каким-то причинам я чувствовал, что сегодня не мой день или женщина просто-напросто не возбуждала меня, то без зазрения совести мог убрать пальчики со своей ширинки и спокойно сказать:
- Извини, дорогая, но сегодняшнюю ночь я договорился провести в планетарии.
Или так:
- Жалко, но на сегодняшнюю ночь у меня несколько другие планы, и я не могу их менять.
Я старался не повторяться, и хотя фразы чаще всего были совершенно дурацкими, но действовали на девиц безотказно, и меня оставляли в покое. А ребятам в те дни, когда меня никто не заинтересовал, мог задумчиво сказать следующее:
- К сожалению, сегодня не вижу ни одной дамы, ради которой хотелось бы совершить пару - тройку подвигов.
В этом месте следовало расхохотаться. Обычно мой смех подхватывали. Позднее я стал подозревать, что моими фразами стали пользоваться другие. В этом не было ничего удивительного, все мы тут были одинаковыми.
- Эстет, мать вашу, - сказал бы старлей и ухмыльнулся, - истинный эстет...
В эту ночь мое тело сошло с ума и не слушалось меня. Оно не хотело расставаться с Алей. Я никак не мог закончить того, что начал. Измучил ее, измучился сам, но все было бесполезно. Я никак не мог прекратить все это, и в какой-то момент мне показалось, что я обезумел. В конце концов мне удалось остановиться. Опустив дрожащие ноги с постели, встал, собираясь принять холодный душ. Аля вцепилась в мою руку и не отпускала, ей не хотелось ни на одну минуту остаться одной.
- Тогда помоги мне, - устало сказал я.
- Как? - спросила она одними губами.
Я объяснил, и через пару минут все было кончено. Когда я, наконец-то, открыл глаза, то увидел, что она с тревогой всматривается в мое лицо.
- Что это было?
- Французы говорят, маленькая смерть, - ответил я как можно беспечнее, делая вид, что не понял вопроса.
Затем прижал Алю к себе, и мы долго лежали, успокаиваясь, но ко мне успокоение не приходило - я по-прежнему дрожал.
Что бы ты сказал обо всем этом, доктор? Но поговорить с ним возможности не было, если бы даже очень захотел: старик уже давно лежал на кладбище рядом со своей не Богом данной женой Розой.
Некоторое время спустя мы с Алей стояли у окна, за которым, как она думала, находится Бог, и я держал ее за руку. Наверно, такими когда-то стояли перед ним Адам и Ева, нагие и смиренные.
- Господи, - сказал я, - знаешь, я тебя никогда ни о чем не просил, но сегодня прошу. Сделай, пожалуйста, так, чтобы до конца жизни я не пожелал другой женщины.
Она прижалась ко мне, я ее обнял. Ночь еще не кончилась, и я снова и снова умирал от невыносимо жгучего желания, сходил с ума от какого-то совершенно щенячьего обожания своей женщины и неконтролируемой всепоглощающей страсти.
Утром я не разрешил Але встать и проводить меня, потому что боялся увидеть, что с ней сделал.
- Алечка, - сказал я, присев на кровать и целуя ее ладошки, - все решено, подожди всего неделю, я приеду.
Мне не хотелось расставаться с ней до конца жизни, и я верил, что так и будет.
ОНА
Семь ночей я провела в его постели, пользуясь вместо ночной рубашки его любимой серой футболкой. Это были прекрасные ночи, я словно купалась в его запахах, чувствовала себя восемнадцатилетней и делала то, на что, казалось, была уже неспособна: я мечтала.
Он не приехал. Восьмую ночь и все последующие я провела дома.
ОН
Чем дальше я удалялся от Городка, тем больше меня терзали сомнения в правильности принятого решения. Я полюбил ее, чего скрывать, и уже это не давало мне права сделать Алю несчастной. Сколько мне еще было отпущено? Год, два, три? На большее я не надеялся. Она ничего не знала обо мне, моей жизни, и вряд ли было правильным взваливать хоть что-то на ее плечи. Она видела меня таким, каким, как мне казалось, я не был; знала обо мне то, чего я не знал о себе сам; вызывала во мне такие чувства, на которые я никогда не был способен ни в молодости, ни сейчас.
Когда я был рядом с этой женщиной, то становился совершенно другим человеком, который, несомненно, был во много раз лучше меня настоящего. За эти дни я пережил и прочувствовал так много, что воспоминаний хватит до конца жизни. Я даже и не надеялся получить от судьбы такой подарок. Единственное, чего мне хотелось, так это встретиться еще раз и попробовать объяснить все. Дерьма в жизни Али было много, и я не хотел быть худшим из него. Короче говоря, сказка была прекрасной, но жаль, что ужасающе короткой.