- Знаешь, - призналась она, - я никогда не принимала ванну с мужчиной.
К сожалению, я не мог сказать этого о себе, но быстро нашелся:
- А я никогда не мыл голову женщине.
И это было правдой. Я чувствовал, что она улыбается. Нам было так спокойно вдвоем! Потом она тихонько потерлась спиной о мою грудь.
- Аленька? - окликнул я.
- Я просто подумала, что, наверно, хорошо быть кошкой.
- Ты бы хотела?
- Ну, нет, - Аля засмеялась, - кошки не любят воды. Так я бы и умерла, не узнав всего этого. Страшно, правда?
Я ничего не ответил, просто не смог, и стал мыть ее плечи.
Алечка, я мог бы это делать каждый день...
ОНА
Я была рада, что во время ремонта не выбросила, как сначала намеревалась, свою старую ванну, этого огромного чугунного монстра, и не купила новую, маленькую, современную, как все. Нам было очень хорошо и удобно. Он окатил меня чистой водой, закутал в банный халат, усадил на табурет и стал сушить волосы феном.
Мне хотелось, чтобы это длилось как можно дольше.
ОН
Я уложил Алю в постель, лег рядом и прижал ее к себе. Мы молчали, потом я осторожно провел пальцем по ее груди.
- Прости, если я был иногда недостаточно нежен. Наверно, я многого не понимал.
- Ты - лучший мужчина на свете, - пробормотала она, засыпая.
- Спи, - засмеялся я. Было очень приятно это услышать, и я поцеловал ее в шею, - спи.
У меня же сон почему-то пропал.
Через некоторое время, убедившись, что Аля заснула, я осторожно встал и отправился на кухню. Хотелось курить. Я удобно расположился в кресле и вытянул ноги. Как бы я хотел, чтобы в следующей жизни у меня были такая кухня и такое кресло! Я бы зарабатывал для нас деньги и любил Алю. Она бы делила со мной постель и готовила еду. От нашей любви, наверно, появились бы дети. Я бы полюбил их так же сильно, как Алю. А может, и нет, я бы всегда любил ее чуточку больше. Как все просто! В этом, видимо, и есть смысл жизни. И никто бы не посмел распоряжаться моим телом, моей душой, никто бы не послал на чужую войну. Мое место было бы навсегда здесь, возле любимой женщины.
Я вспомнил, что сегодня ничего не ел, сделал бутерброд с сыром и выпил стакан молока. Потом опять закурил, отчего-то было очень грустно. Потом потушил окурок, пошел в ванную и почистил зубы. Аля дышала глубоко и ровно. Я прижался к ней и переплел свои пальцы с пальцами ее руки.
Сон все же пришел.
ОНА
Это был странный день: Артур ни на минуту не мог остаться один и ходил за мной следом. Когда мы завтракали и обедали, сидя за столом друг против друга, он сжимал мои ноги своими. Мне казалось, что он хочет о чем-то поговорить, но не решается. Мы сыграли пару раз в шахматы, но он никак не мог сосредоточиться на игре, я, впрочем, тоже. Потом мы делали вид, что с интересом смотрим какой-то старый фильм, и он все время держал меня за руку. Я включила музыку, но Артур не захотел ее слушать. Если бы я хоть чем-то могла помочь ему!
- Алечка, погладь меня, - попросил он, положив голову мне на колени.
Я долго гладила его волосы, лицо, плечи, и мне показалось, что он потихоньку успокаивается.
По крайней мере, Артур улыбнулся, когда поцеловал мои ладони.
ОН
Целый день я был беспокоен и напряжен, но очень старался не показать этого Алечке. С одной стороны, я хотел провести с ней все отпущенное нам время, все до минуточки, а с другой, чтоб это поскорее кончилось, потому что мое сердце разрывалось от осознания, что его осталось так мало. Нервы были натянуты до предела, и я боялся, что это может вылиться во что-то нехорошее, даже, может быть, в очередной приступ. Больше всего на свете мне не хотелось испугать или обидеть ее еще раз.
Вечером я сказал, что уезжаю рано утром. Я боялся встретиться с ней глазами.
Старый врач-еврей был личностью в госпитале известной. Про него много чего рассказывали, и никто не знал, правду или нет. Но одно все знали точно, что выписывающегося он обязательно пригласит в кабинет, и они будут о чем-то долго разговаривать. Ребята выходили оттуда задумчивыми, и спрашивать их о чем-то было совершенно напрасно.
Настала и моя очередь. Я зашел в кабинет и отчетливо почувствовал запах спирта. Наверно, врач только что прополоскал горло, подумал я и улыбнулся.
- Садись, - сказал он, указывая на кресло, - поговорим.
Мне, честно говоря, не хотелось никаких душеспасательных разговоров, был сыт ими по горло. Я был молод, глуп и нахален, поэтому, усевшись в кресло, поинтересовался, почему он не сваливает из нашего рая, что он здесь забыл.
- А, - махнул врач рукой, - молодые пусть едут, у них жизнь впереди, а таким как я остается только охранять могилы, кто-то же должен это делать.
Наверно, старый черт был прав. А он продолжил:
- Женился я не по любви. Очень любил русскую, но мама закатила такой скандал, что я и не заметил, как заимел правильную еврейскую жену. Ты не знаешь еврейских матерей и еврейскую родню, с ними бесполезно воевать. Розе я изменял всю жизнь. Наверно, был неплохим мужиком, если сестрички и санитарочки мне не отказывали. Роза умерла рано, а я был еще мужчиной в самом соку, но этот дурак, - он ткнул толстым, похожим на сосиску пальцем себе в пах, - с той поры даже ни разу не поднял голову. К чему я тебе это рассказываю? Не очень-то надейся, что врачи могут все исправить и подлатать. Я вот себе помочь не смог. А ты, если хочешь, чтобы с этим делом у тебя все и всегда было в порядке, должен научиться контролировать ситуацию.