Вечером мы пили чай с печеньем. Я нахваливал ее умение, хотя мне понравилось бы любое, даже горькое, если бы оно было приготовлено для меня, потому что кроме мамы этого не делал никто и никогда. По правде сказать, мои отношения с женщинами всегда были несколько однобокими, и я с этим давно смирился.
ОНА
Он уверял, что варенье правильно есть из банки большой ложкой. Мне было смешно, когда Артур целовал меня сладкими губами, и совершенно безразлично, что на халате расползлись два пятна, потому что он пытался вареньем накормить и меня. Каждую вынутую из банки клубничку он сначала целовал, а потом подносил к моим губам. Могла ли я отказаться?
ОН
Что с нами было? Если бы меня видел кто-либо из друзей - товарищей, то круглым дураком в их глазах я бы выглядел до конца жизни. Но мне было наплевать на это, если сказать уж совсем вежливо. Честное слово, я не находил ничего смешного в том, что немолодой уже мужик с сединой в волосах кормит клубникой желанную женщину, не сводящую с него счастливых глаз. Я как-то упустил момент, когда она очутилась у меня на коленях. Потом я сцеловывал варенье с ее губ, а она мешала мне, потому что хотела делать с моими губами то же самое.
Мне показалось, что прошла вечность. Когда Аля вернулась на землю, наконец-то открыла глаза и смогла дышать, то удивленно прошептала мне в губы:
- Скажи, мы все время были на кухне?
Мне очень понравился ее вопрос. Мой друг старлей был, как всегда, категоричен в своем утверждении, что если мужчина никогда не видел женских глаз, пьяных от страсти, значит, он только и умеет, что пачкать белье. Честное слово, я такие глаза видел, поэтому, не отвечая, еще крепче обнял Алю. Глупость, конечно, но в эту минуту мне показалось, что нежность к ней затопила меня с головой.
Печенье с сюрпризом не попало никому.
ОНА
Сегодня я рассказала Артуру о том, почему так быстро ушла тогда от него, больного. Я призналась, что испугалась. Испугалась того, что не интересна ему. Испугалась того, что не видела себя в его глазах. Испугалась того, что вот-вот услышу фразу, сказанную ленивым безразличным голосом:
- Спасибо, дорогуша, ты мне очень помогла.
Я думала, Артур рассмеется, но он остался серьезным, а потом сказал:
- Ты самая лучшая женщина в моей жизни, всегда помни об этом. Тогда я злился на себя. Я еще только начал тебя чувствовать.
- Но ведь глупые страхи могут быть у каждого?
- Да.
- Даже у тебя?
- Даже у меня.
Мы долго, обнявшись, молчали, наверно, потому, что чувства от слов бледнеют. Мы прекрасно чувствовали друг друга и без них.
В тишине комнаты громко тикали часы.
ОН
В душе мы были вместе. Я расстелил на кровати огромное банное бордовое полотенце. Чтобы она не замерзла, поставил на тумбочку старенький обогреватель, который уже давно заметил на кухне, а когда спираль накалилась, выключил свет. Можно, конечно, было зажечь и свечи, но и при свете, который давал обогреватель, она выглядела прекрасно. Об этом я думал целый день, я хотел этого каждую минуту. Она только улыбалась, когда я посвящал ее в свои планы, а потом слегка коснулась рукой моей щеки. Я целовал ее ладони. Я не помнил, когда это делал до нее, я не помнил, когда мне было так приятно. Я вообще не хотел никаких воспоминаний, важным было лишь то, что происходило сейчас. Я не помнил даже слова старлея о том, что не надо ни к кому привязываться, тогда и мундир, и сердце будут целы. Видит Бог, я пытался избежать этого, потому что моя жизнь - сплошное дерьмо, и в ней нет места кому-то еще, но ничего не мог с собой поделать. Я этого хотел.
Откуда же мне было знать, что за один раз можно и нужно использовать столько разных кремов? Аля что-то говорила еще о бровях, ресницах и ногтях, но это я пропустил мимо ушей, я не самоубийца. Сначала под ее руководством нанес ей крем на лицо и шею. Это было довольно сложно и совершенно не похоже на то, как это делают мужчины. Но я очень старался! При этом кое-что узнал о проблемных зонах. Ничего такого на ее коже я не заметил, но спорить не стал. Потом подошла очередь век. На губы крем я наносить не стал, не такой я эстет, чтобы балдеть от этого, я уж как-то попроще, по старинке. У нее стали темнеть глаза, когда я несколько раз обвел языком контур ее губ.
- Знаешь, - сказала она, - я совсем не стесняюсь.
- Не стесняешься чего? - мне хотелось уточнения.
- Шрама от аппендицита. Он такой некрасивый.
Что я, шрамов не видел, что ли? Она и понятия не имеет, какие они бывают, эти шрамы. И слава Богу.
- Его совсем не заметно, - успокоил я Алю, - воспринимаю всю тебя я как-то ...
Я сам удивился этому открытию, может, поэтому и не смог подобрать нужного слова.
- Кругло? - спросила она и засмеялась. - Я тебя тоже.
Мне оставалось только кивнуть головой.
Каюсь, спине и попочке я уделил времени меньше, чем собирался. Я просто боялся, что не выдержу, потому что был уже порядком возбужден. Зато груди и всему остальному... Она уже не могла говорить, а только изредка вздыхала, прикусывая нижнюю губу, чтобы не застонать. Мне очень хотелось видеть ее глаза, я хотел ей об этом сказать, но не мог: в горле пересохло. Я водил и водил ладонями по ее телу, и мне казалось, что оно плавится под моими пальцами, и я уже не понимал, где кончается она и начинаюсь я.
Для ног был другой крем, я не забыл. По правде сказать, я уже мало что соображал, когда втирал крем в пальчики, но я был очень горд собой, потому что сумел довести дело до конца. Когда я прикусил мизинец зубами, Аля вскрикнула и забилась. Я тут же догнал ее, едва успев накрыть своим телом.