Но до чего ж стыдно. И как он только понял?! Чем я себя выдал?!
— Ну, бей, — выдохнул я. Мне и самому уже это было отчаянно нужно. Не из мазохизма, а потому, что я искренне полагал, что заслуживаю наказания. Я сам себе был противен, и физическая боль хоть как-то облегчила бы мои угрызения совести.
— Даже не отрицаешь? Что ж, хорошо.
И Артур меня ударил. Но совсем не так, как я ожидал. Не кулаком, а раскрытой ладонью, сильно, но не столько больно, сколько обидно, унизительно, словно он отказывал мне в праве быть ему равным, мужчиной. Я едва подавил в себе желание врезать ему в ответ. Опустил голову, тихо сказал:
— Доволен? А теперь уходи.
— Ну уж нет. Мы еще не закончили.
Артур шагнул еще ближе, так что я всем телом почувствовал исходящий от него жар. Он не касался меня, лишь его дыхание обжигало щеку, но эта близость почему-то вдруг показалась мне куда более интимной, чем самые откровенные ласки в постели с любой из моих бывших подружек. Боже… какой же я извращенец! Я поднял руки и качнулся вперед, наваливаясь на Артура всем своим весом. Я хотел оттолкнуть его, освободиться, сбежать, но он как-то сумел перехватить меня, не сдвинувшись с места. Он оказался куда сильнее, чем я предполагал. Гребаный силовик!
— Пусти меня!
— Ну, зачем же? Ты ведь этого хочешь, — он толкнул меня к стене, освободил руку и неожиданно протиснул ладонь вниз, прямо мне в пах. Я вздрогнул. Его прикосновение к полувозбужденному члену было одновременно и мерзким, и правильным. Желанным, но ненавистным. Я не хотел этого, не хотел! Но мое тело считало иначе.
Артур сжал меня через жесткую ткань джинсов, молния неприятно царапнула кожу несмотря на белье. Я вдруг осознал, что он делает, и меня бросило в холодный пот. Нет! Нет-нет-нет! Он же не хочет… он же не может… он же нормальный! Не такой извращенец, как я.
— Что ты делаешь?! Зачем?..
— Доставляю тебе удовольствие. Ты же мой друг, — прозвучало это желчно и очень, очень недобро. Тут уже я испугался всерьез. Понял, что он, лишь бы только меня проучить, задумал… о нет! Я дернулся и начал изо всех сил вырываться. Я был крупнее его и не пренебрегал физической нагрузкой. Я должен, должен был освободиться. Но он скрутил меня до обидного легко. Почти мгновенно развернул лицом к стене, заломил за спину руки, так что мне всерьез стало больно, приложил о стену головой. Вжался в меня сзади, так что я почувствовал, что у него тоже стоит. Тоже… о да, к моему позору, несмотря на насилие, мое возбуждение никуда не ушло. Какой-то глубинной, темной части меня было даже приятно, что Артур настолько бесцеремонен. Что он не спрашивает, а сразу берет.
Он потерся твердым членом о мою задницу, снова запустил руку в пах. Убедился, что мое желание не исчезло, довольно хмыкнул и вдруг укусил за шею. Да не легонечко, как я сам порой делал во время любовных игр, а с силой, больно, будто хотел отгрызть от меня кусок.
— Что ты делаешь, псих?! Пустии-и-и! — но он лишь зажал мне ладонью рот и сомкнул зубы еще сильнее. Я заорал, но его рука гасила звук. Тогда я тоже укусил его. Было неудобно, широко открыть рот я не мог, и все же захватил хоть немного соленой кожи. Он разжал зубы, но руку у меня не отнял. Навалился сильнее бедром и плечом, явно что-то делая свободной рукой. Клацнула пряжка ремня. По возне за спиной я понял, что он расстегнул штаны. Я с удвоенной силой впился в его ладонь, замычал, напряг все мышцы в отчаянной попытке вырваться.
Боже, пожалуйста! Только не это! Не дай ему меня изнасиловать!
Но Артур будто не обращал на мое сопротивление внимания. Методично возился с ремнем, ни на секунду не ослабляя хватку. Затем пряжка бряцнула еще раз, особенно громко, и он вдруг отпустил меня. Но не успел я отреагировать на неожиданную свободу, как он перехватил мои руки, вновь жестко завел их за спину и связал.
— Артур, не надо. Давай успокоимся. Не делай этого. Ты ведь не такой! — лишь только мой рот оказался свободен, взмолился я.
— Тебе же нравится, — он резко развернул меня, так что мы оказались друг к другу лицом. Не знаю, чего я ожидал увидеть, но только не спокойствие в его глазах. Казалось, что он не был ни взволнован, ни возбужден, хотя у него и стояло. И это спокойствие, легкая насмешка во взгляде, обожгло меня, словно пощечина. Меня накрыло осознанием гнусности происходящего.
— Артур, нет. Я не хочу. Мне не нравится.
— Снова врешь, — он бесцеремонно схватил меня за пах. Мерзко усмехнулся и начал расстегивать мой ремень.
— Нет! Это изнасилование, ты понимаешь? Я не хочу!
— Хочешь. Тебя вообще возбуждает насилие и грубость. Я наблюдал за тобой. Когда мы смотрели боевики, когда ты играл в стрелялки… видел бы ты свое лицо! — он расстегнул на мне ремень, вжикнул молнией, чуть приспустил джинсы и белье, извлек член. Прохладный воздух коснулся нежной кожи и тут же, на контрасте, Артур сжал меня резко и грубо. Я охнул. Как бы отвратительно ни было происходящее, моему телу это нравилось. Неужели Артур прав?! И я не только гомосек, но и совсем законченный извращенец?!
— Нет. Это не правда. Я не мазохист.
— Ну-ну.
Артур окончательно стянул с моей задницы джинсы и белье, и они упали на пол. Я остался только в рубашке, которая едва доходила до пояса. Вновь накатила волна леденящего страха. Я дернулся в сторону в попытке сбежать, выскочить из комнаты , закрыться где-нибудь, да хоть на кухне, там есть телефон и… А что и? Что я мог сделать? Позвонить в милицию? И что им сказать? Что меня пытается изнасиловать собственный друг? Сто двадцать первую статью, конечно же, отменили, но отношение к мужеложцам не поменялось. Представляю, как мне обрадуются милиционеры. Можно, конечно, сказать, что меня убивают и грабят…
Все это промелькнуло в моей голове буквально за долю секунды. Вот я делаю рывок, обдумывая, что сказать милиции по телефону, а вот уже Артур ловит меня за связанные за спиной руки, делает подсечку, роняет на пол. Я ударился коленями и плечом, не успев ни сгруппироваться, ни хоть как-то смягчить падения. Но сопротивляться не бросил: попытался по-пластунски поползти к заветной двери. Однако Артур поставил у меня на пути ногу, не больно, но обидно пнул, а затем опустился рядом на корточки. Ухватил за подбородок, заставил посмотреть себе в лицо. Зашептал:
— Нет, Антон, это не насилие. Ты этого хочешь. Именно так. Тебе нравится. Нравится…
— Нет!
— Да. Ну, вспомни, — и он, наклонившись, зашептал мне на ухо, напоминая кадры из просмотренных вместе фильмов. Это было жестоко. Он заставлял меня мысленно возвращаться в те дни, когда я думал, что он — мой настоящий друг. Вспоминать, как хорошо, как интересно мне было рядом с ним. Как я его ценил, уважал, по-дружески любил.
Нет, он не заставил меня признать, что меня возбуждали сцены насилия. Это было не правда. Но из-за его слов я особенно четко осознал, кто рядом со мной. Кто мой мучитель. Не абстрактный, случайный насильник, а тот, кому я доверял, с кем делился мечтами и планами, сокровенными мыслями. Тот, чью дружбу я сам же и предал, когда посмел возбудиться при мыслях о нем. Я вспомнил преследовавшие меня последние дни кошмары. Это ведь он, он целовал и всячески трогал меня во снах. Вот уж воистину, бойтесь своих желаний! Они могут сбыться… вот так.
Договорив, Артур укусил меня за мочку уха. Но не сильно, не так, как за шею. Укусил и неожиданно стал зализывать. Провел языком вдоль ушной раковины, ткнулся вовнутрь. Невероятно, но эта, совершенно простая ласка подействовала на меня мощно, как разряд электричества. Я дернулся и прикусил губу, чтобы не застонать. Казалось, будто мое ухо каким-то неведомым образом напрямую связали с членом. И язык Артура там, наверху, чувствовался и снизу. Отчаянно захотелось обо что-нибудь потереться, почувствовать на члене жесткую, теплую руку.
Словно прочитав мои мысли, Артур так и сделал. Ухватил меня за член, провел по нему сжатой ладонью. Сильно, правильно, идеально. Но дрочил он мне недолго. Схватив меня поперек туловища, протащил чуть вперед, к креслу. Уложил на него грудью, заставив выпятить голую задницу. Я напрягся. Но он что-то зашептал тихо, успокаивающе, погладил вдоль спины и по бокам, провел языком вдоль позвоночника…