Местные шейхи сперва мрачно косились на иноверца, но, когда доктор потряс их обильными цитатами из Руми и выдержал трехчасовой "танец дервиша", оставшись к концу на ногах, даже самые упрямые ортодоксы прониклись уважением к гостю.
Ах, как давно это было...
Тогда доктора еще не раздражало обилие людей вокруг.
* * *
- У вас есть какие-нибудь жалобы?
- Жа... жалобы?
- Ну, может, вас что-то не устраивает, что-нибудь не нравится у нас? Например, кормят плохо. Рассказывайте без стеснения. Я постараюсь вам помочь, если это будет в моих силах.
- Кормят хорошо. Даже лучше, чем дома. У меня. Пюре с рыбой. Морс. Хлеб свежий. Морс нравится. А тут не нравится. Все равно.
- Что именно вам не нравится?
- Все. Люди... Их много. Слишком. От них шум между ушами. И камень не лепится. Ничего не лепится. Даже асфальт. Даже люки. Из люков лепить хорошо, мне нравится. Они такие гулкие получаются. Гулкие и тяжелые. Когда бегут - звону... Только тут они не лепятся. Это от людей. От шума. Наверное.
- Что у вас не лепится, простите?
- Големчики. Их так мамця назвала. Давно. Когда я еще маленький был.
- Хорошо, к вашим големчикам мы еще вернемся. Это очень интересно.
- Правда, вернемся? Вместе с вами, доктор? Вы тоже хотите туда... домой?!
- Полагаю, вы не совсем верно меня поняли. Или я неточно выразился. Я имел в виду: "вернемся в нашем разговоре". А пока мне бы хотелось узнать поподробнее, что еще вам не нравится?
- Все. Почти все. Люди шуршат. Громко. Всем чего-то надо. Шуршат, шуршат... Зачем? Не люблю шуршать. Не люблю слушать шуршалки. Иногда только. Редко. Или когда големчики булькают.
- Наша беседа вас тоже тяготит?
- Бе-се-да? Тяготит... тяжесть... Нет. Не очень. Вы иначе шуршите, чем другие. Вы говорите. Вы словами делаете. Ну, хотите сделать. А другие просто... бол-та-ют.
- Спасибо на добром слове. Тогда, если не возражаете, давайте продолжим. Итак, что вас еще не устраивает в нашем пансионате, кроме большого количества людей, шума и разговоров?
- В пан-си-о-на-те?.. Да, мне объясняли. У вас тут хорошо. Почти как дома. Големчики не лепятся, а так хорошо. Не трогают. Не пристают: давай пошуршим! Шума меньше. И кормят. Пюре с рыбой. Морс. Клюквенный. Хорошо. Тут люди вместе - снаружи. А внутри - каждый сам по себе. И вы, доктор, сами. И я - сам. И все. Нравится.
- Значит, вам нравится в пансионате? А снаружи - нет? Скажите, вы бы хотели, чтобы вас выпустили?
- Выпустили? Куда? Домой?! Вы знаете, как туда попасть?!
- Нет, я не знаю, как попасть в то место, о котором вы часто рассказываете и о котором мы еще поговорим подробнее. Но мы могли бы выписать вас на попечение вашего кузена.
- Ку-зе-на?
- Двоюродного брата. Он очень, очень состоятельный человек, у него прекрасный особняк, прислуга...
- Юродный Брат? Не хочу к нему! Не надо. Он будет приставать. Шуршать, шуршать... Просить, чтоб я лепил. Много лепил. Не так, как я хочу. Как люди хотят. Их много, они все хотят, а я один... Только у вас все равно не лепится: люки, стены, асфальт. Нет, не хочу.
- Ну почему же - не лепится? Ваши работы показывали известным искусствоведам: они просто в восторге! У вас, дорогой мой, несомненный талант. Вы прекрасно вылепили скульптурный портрет своей матери - по этому портрету ее смогли идентифицировать, выяснили, кто вы на самом деле, у вас отыскались родственники...
- Род-ствен-ни... Не хочу к Юродному Брату! Не хочу!
- Успокойтесь, пожалуйста. Не хотите - и не надо. Никто вас насильно к нему не отправит. Если вы предпочитаете остаться в пансионате - милости просим. Я рад, что вам нравится у нас.
- Здесь лучше, чем в городе. Но дома - еще лучшее. Тут у меня лицо хитрое. Притворяется. Я видел. В зеркале. Дома я другой. Правильный. А тут все слишком твердое. Камень твердый. Дерево твердое. Даже люки твердые. Не лепятся. Я сам твердый.