И все это сопровождалось одной неизменной мыслью: теперь-то уж я точно с треском вылечу из лаборатории и загремлю в полицейский участок!
Пока я пытался приучить себя к мысли о том, что мне до конца дней своих придется жить с острейшим чувством вины и позора, рыдания за дверью сменились удивленным бормотанием, затем послышались громкие восклицания, как будто доктор был чем-то поражен... быстрые шаги, звон стекла... Я вытянул шею, напряженно прислушиваясь... Жизнь начала возвращаться ко мне...
Дверь с треском распахнулась, и на пороге вырос взъерошенный доктор... Никогда раньше я не видел его таким взволнованным.
Глаза у него прыгали... В руках была все та же пробирка с зеленой гадостью.
- Джим... Джек... Джеральд... Черт!..
Его халат прищемился дверью, и он раздраженно дернул, оторвав добрый кусок материи.
- Джекииль, - пискнул я.
- Джекииль! Давайте ногу... Что там у вас, туфли? Снимайте их к чертям! И носки... носки тоже долой! Поворачивайтесь! - Он схватил меня за пятку и кровожадно вскричал: - Ага! Вот она...
великолепная мозоль!
Не иначе, он помешался от горя.
- Док, - взмолился я, - что вы хотите делать?
- Да не вертитесь вы, черт!
Он смочил ватку жидкостью из пробирки и прижал ее к моей пятке.
- А! - я едва не свалился со стула. Как будто ледышку приложили.
- Ничего, ничего, потерпите немного, - приговаривал доктор, сильнее прижимая ватку. - Ну, вот и готово. Можете взглянуть.
Я плюхнулся на стул и задрал босую ногу на колено.
- Ну, что скажете?
Я изумленно провел по пятке пальцами... Кожа была розовой и гладкой, как у младенца. Никакого тебе ороговения, никакой тебе мозоли.
- Док! - воскликнул я. - Вы изобрели мгновенный уничтожитель мозолей!
- Больше, друг мой, больше! Регенерация, понимаете? Полная регенерация омертвевшей ткани! Наконец-то мы сдвинулись с мертвой точки. И все благодаря вашей легкой руке.
2. Первый пациент
Через день в нашей лаборатории появился первый пациент. В комнате, в которой раньше занимался я, произвели необходимые перестановки. В углу поставили высокую кожаную кушетку, набитую конским волосом, медицинская сестра, нанятая в качестве сиделки, постлала свежие простыни, взбила подушку, ровненько вытянула вдоль стены сложенное одеяло, и вскоре к нам на второй этаж при помощи двух санитаров поднялся изможденного вида мужчина.
Казалось, он находился в последней стадии физического и психического истощения. Многодневная щетина покрывала его провалившиеся щеки, красные вывернутые бессонницей веки слезились, левая рука, плотно забинтованная, висела на груди. Он сидел перед нами, не доставая ногами до пола, в одних больничных штанах, и костистые его плечи были бессильно опущены.
- Разматывайте, - велел доктор.
Голос его звучал невнятно из-за тройной марлевой повязки на лице.
Медицинская сестра, в такой же повязке, в резиновых перчатках, принялась разматывать бинты. Сначала они были белоснежно-чистые, но затем пошли желтоватые, сопрелые слои, а там и вовсе - слипшиеся от засохшей крови. Но вот сняты и они... Плотный комок подступил мне к самому горлу... Проклятие! И зачем я только заказал за обедом вторую порцию спагетти под острым соусом!
- Гангрена, - с удовлетворением констатировал доктор. - Превосходно! Некроз тканей в лучшем виде.
То, что было под бинтами, мало походило на человеческую руку.
Скорее, это была передняя конечность шимпанзе - черная кисть, скрюченные пальцы с синими ногтями, у локтевого сгиба кожа закручивалась, как обгоревший пергамент, и из-под нее торчал желтый остов руки.
Я прижал марлевую повязку ладонью: даже сквозь тройной слой проникал запах разложения.
- Шприц, - велел доктор.
Я сунул ему шприц. Он сбрызнул зеленую жидкость в воздух и вонзил иглу между указательным и средним пальцами страшной руки.
Мужчина даже не вздрогнул - должно быть, нервные окончания давно уже умерли. Поршень шприца медленно вогнал жидкость в руку мужчины.