Непонятно, на какой козе подъехать. В таком богопротивном деле, я полагаю, без посредника не обойтись. А Грек как раз подходит: его и наши все знают, и немцы...
- И знают его за еретика и хитрюгу, что тоже важно, - добавил Семейка. Стало быть, коли деревянная книжица, неведомо кем списанная, была у Арсения в печатне, с чего бы парнишке ее уносить?
- Написано же - все парнишки, что при печатне служат, на месте обретаются, - напомнил Данила.
- Ну, Грек и соврет - недорого возьмет, - напомнил Богдаш. - Стало быть, нужно разведать - не его ли парнишечка... Это - первым делом.
- Коли ты предложил - ты и возьмешься? - спросил Семейка.
- Придется!
- Коли Богдаш прав - то весь узел в печатне завязался, там его и распутывать будем, - сурово сказал Тимофей. - Ишь, богоотступники! Доберусь я до вас!
Данила с Семейкой переглянулись.
Близилась Масленица, а за ней - Великий пост, когда Тимофеево желание бросить конюшни и уйти в тихую обитель наливалось новой силой. Случалось это с ним раза два-три в году. Товарищи норовили такой опасный миг укараулить и принять меры. В прошлый раз напоили Озорного до бесчувствия, в позапрошлый - поклонились подьячему Бухвостову пирогом в три алтына и две деньги, он и отправил Тимофея с двумя стадными конюхами в Рязань встречать караван коней, который татары, собрав в Астрахани, гнали на продажу в Москву.
Очень уж не хотелось им отпускать Тимофея в обитель!
- Может, прав, а может, и нет, - заметил Семейка. - Стало быть, светы, или молодцы из печатни Земский приказ опозорили, или какие иные. Ты, Данила, полагаешь, что печатня тут ни при чем?
Данила задумался.
- Ну, чего замолчал? - буркнул Тимофей.
- Коли парнишка из печатни... - Данила пытался выстроить в голове то, что еще не имело четких очертаний, и, как на грех, слова в голову лезли какие-то не те. - Коли его с грамотой послали...
- А коли он ее выкрал? - возразил Богдаш.
- Так все равно знал бы, куда с ней бежать! Не для себя ж он ее выкрал! На черта она ему сдалась! - тут Данилу прорвало. - Что ж он с ней на торг забежал? Туда, где сани стоят?!
- Может, ему там место назначили? - предположил Семейка.
- По торгу сторожа ночью ходят, коли кто там место на ночь глядя назначит - не обрадуется, - возразил Тимофей. - Так дубинкой погладят! ..
- Может, условились, что он в сани грамоту подложит? А, светы? продолжал предполагать Семейка, и слова его казались глуповаты, однако Данила уже знал повадку товарища. Семейка словно предлагал: вот я дурости говорю, а вы, светы, мне по-умному возразите, так мы и до истины, чего доброго, доберемся...
- А он и сам туда с книжицей залез? Не-ет! Не то!
- Может, в ином месте замерз, а его в сани подложили?
- Какого лешего?! .
- Вместе с книжицей?..
Семейка, Богдаш и Тимофей предполагали, Данила вдруг замолчал.
Разгадка была рядом...
Он вспомнил недавнее... недавнее и уже такое далекое...
Когда его вместе с отцом привели с белорусским полоном на Москву, а Москва еще от чумы опомниться не успела... когда бесславно умер отец, успев перед смертью походить по дворам с протянутой рукой... когда сын, ухватившись за шляхетскую гордость, как утопающий - за соломинку, забрался в дом, хозяев которого забрала чума, помирать голодной смертью...
И этот мальчишка, которого убивали не голод, не холод, а полнейшее одиночество, вдруг ожил на миг, подсказал! ..
- Стойте! - Данила прервал спор, легонько треснув кулаком по столу. Понял я! Он убегал от кого-то, парнишка тот! Убегал - и добежал до торга! Там и спрятался! А тот, кто догонял, на торг не сунулся - там сторожа! Парнишка сидел, сидел под рогожей, боялся вылезть, да и задремал! ..