Ну, Грек! Не иначе, воеводой себя вообразил военную науку ему подавай!
Безмерно довольный, что Деревнин на равных обсуждает с ним грядущий розыск, Стенька пошел с начальником рядом, тропка меж сугробами была узкая, скользкая, плохо различимая в темноте, и они жались друг к другу, кренясь и покачиваясь, как если бы провели часа два в кружале.
- Черт бы побрал всех еретиков! .. - продолжал Деревнин, и тут из-за сугроба выметнулось черное, чуть ли не крылатое, и рухнуло на головы подьячему с ярыжкой.
Накрытые тяжелой епанчой, оба повалились наземь.
- Караул! - заорал Стенька не своим голосом.
Место было такое, где имелась надежда докричаться до стрелецкого караула. И нужно было иметь немалую наглость, чтобы еще вечером, не дожидаясь ночи, напасть на Никольской, в трех шагах от Красной площади и самого
Кремля.
Кто-то треснул по епанче - надо полагать, хотел утихомирить Стеньку, а попал по Деревнину. Подьячий взвыл. Тут сверху навалилось чье-то тяжелое тело, а может, и два сразу, груз продавил епанчу до утоптанного снега, разделив Стеньку с Деревниным, и подьячий, втиснутый в сугроб, захлебнулся криком.
Уж как воры и налетчики определили, который из двух им нужен неведомо, а только к Стеньке в кромешный мрак проникла рука и ухватила за грудки тулупа, поволокла наружу. Другая же рука ловко скользнула за пазуху. Третья зажала ему горло, так запрокинув ярыжкину голову, что борода уставилась в самое небо. Тут уж было не до крика и не до караула.
Вдруг хватка ослабла, Стенька был кинут в сугроб по другую сторону дорожки, и тут же раздался скрип снега - налетчики убегали.
- Ка-ра-ул!!! - взвыл ярыжка, выкарабкиваясь. - Гаврила Михайлович! Жив?!?
Он содрал с подьячего старую и грязную епанчу, из тех, какие надевают поверх тулупов от дождя и снега в дальнюю дорогу ямщики, ухватил его за
руку и стал вытаскивать из снега. Деревнин отплевывался и кашлял видать, слюной захлебнулся.
- Кто орет? - раздалось совсем близко.
- Приплелись! - злобно отвечал Стенька. - Как разбой - вас и не докличешься! Как налетчиков догнать - тут у вас брюхо и прихватило!
- Кто таков, сучий сын?! Чего лаешься?! - спросил старший караула, и тут лишь Стенька его признал.
Это были свои же соседи по стрелецкой слободе, братья Морковы. Они и в караул посылались вместе - Василий, Герасим, Иван да Борис. Старший, Ждан, собирался оставить государеву службу и уже больше занимался иными делами, торговлишкой.
- Ивашка! Бориска! Я ж это, Стенька! Сосед!
- Сосе-е-е-ед?!?
- И точно!
- Что это тут было, Степа?
- Да налетчики же! Подьячего моего поднять помогите! - потребовал Стенька. - Под руки берите! Так! Гаврила Михайлович! ..
Деревнин помотал непокрытой головой.
- Шапка! - Стенька кинулся шарить в снегу, отыскал деревнинскую шапку, ударил о колено, чтобы разом выбить, и как мог осторожно нахлобучил начальству на голову. - Надобно его до приказа довести!
- До бабки-знахарки его довести надобно, - сказал Герасим. - Не пришлось бы переполох выливать!
- Сперва - в приказ!
- А чего это на вас напали?
Стенька встал в пень.
- Шапки на месте, шубы на месте, - продолжал Бориска Морков. Кошели?..
- Грамота!!! - воскликнул Стенька и замер, разинув рот.
- Какая грамота?
- Деревянная!
- Ну, брат, это не подьячему твоему, а тебе бабка переполох вылить должна!
Но Стеньке было не до шуток...
До Земского приказа добежали быстро. Крепкие братья Морковы так с двух сторон подхватили Деревнина - он и ногами, поди, снега не коснулся, по воздуху долетел. Стенька ворвался первый, всполошив подьячих до крайности. Следом внесли Гаврилу Михайловича. И началась суета вперемешку с великим возмущением.
На кого-кого, но на подьячего Земского приказа напасть?! .
В трех шагах от самого Кремля?! .
О том, что нападение-то было - на земского ярыжку, а подьячему досталось заодно, в тот миг никто и не подумал.