А то бы выменять на иную книгу, а?
- Нет, святой отче, ни продать, ни оставить, ни выменять не могу, потому как это - улика, - твердо сказал подьячий.
- На денек лишь! Эта книга, может, одна такая на белом свете и есть!
- Коли еретики повадились на дереве закрытым письмом писать - то уж точно не одна! - отрубил Деревнин. - Да и на что тебе, святой отче, эти еретические блядни разбирать? Вам тут велено богоугодные книги печатать вот ими бы и занимались.
- Вот ими-то и занимаемся! - горестно отвечал Грек. - О спасении души лишь печемся! Дельных книг на складах не найдешь - и не старайся. Вот взять хотя бы "Устав ратных, пушечных и других дел...", как бишь дальше-то?
Грек задумался, припоминая мудреное название, да и махнул рукой.
- Когда его Онисим Михайлов завершил? - спросил он Деревнина. - Не знаешь? И я не знаю! Но только было это, когда наш государь еще и на свет-то не народился! А как полагаешь - напечатан "Устав"?
- Нет, разумеется, чего его печатать? - удивился Деревнин. - Вам-то дай Бог букварей на всю Москву запасти! Устав-то не каждому нужен.
- Когда государство ведет войну, - Арсений поднял вверх перст, показывая, что скажет нечто важное, - такие книги у каждого служилого человека должны быть!
- Да есть же книга! - вспомнил подьячий. - И напечатана! Зачем еще другая?
- Есть! Более десяти лет назад, когда государь только-только на царство венчался, перевели для него с немецкого "Учение и хитрость ратного строя пехотных людей"! И велел он эту книжицу напечатать, с немецкими же рисунками! А что проку? Ее лишь любопытства ради читают. А Онисима Михайлова книга - дельная. Ее бы напечатать, рисунки гравировать хоть бы и иноземцам отдать можно!
- Да кому требуется - тот переписать закажет, - возразил подьячий. Вам же тут велено церковного круга книги печатать.
- И заказывают переписать, вон у меня переписанная стоит! - Грек показал на книгохранилище. - Монахам-то прибыток, да что они в ратном деле смыслят? С ошибками переписывают, то слово, то два выкинут. Мне сказывали, было как-то - в жалованной грамоте в государевом титуле слово случайно выкинули, так подьячего, что писал, батогами били. А в "Уставе ратных дел" слово-то, поди, поважнее того, что в грамоте!
Стенька, услыхав такую крамолу, смутился, но спорить не стал - тут у них, у книжников, свои понятия, да и не спорить они с Деревниным сюда явились.
Грек оказался въедливый - проявив воинственность своего нрава, и так, и сяк выпрашивал книжицу, насилу от него и отвязались. Посоветовали на прощание бить челом патриарху Никону - пусть велит по окончании следствия изъять деревянную грамоту из Земского приказа и передать в печатню. Государь хотя порой крепко патриархом недоволен, однако на время военных походов его на Москве за себя оставляет, так что власть у Никона немерянная.
- И точно - еретик! - тихо сказал, выйдя за ворота, Деревнин. Книжицу ему оставь! А потом и следа не найдешь! Скажет - мыши изгрызли!
Мыши были и главными вредителями, и порой - главными спасителями в приказах. Как нужно, чтобы столбцы с делом взяли да и сгинули, так, что концов не сыскать, тут мыши и приходили на помощь!
- Я сразу почуял! - не удержался от хвастовства Стенька. - Видал, Гаврила Михайлович, как я у него книжицу-то выхватил?
И похлопал себя по груди, где за пазухой лежала загадочная улика.
- Ты, Степа, молодец, - похвалил подьячий. - Да только зря мы сходили. Печатня тут ни при чем. Я-то грешным делом надеялся, что парнишка от Грека убежал и книжицу унес. Вот бы и дело закрыли. А теперь розыск только начинается...