Судя по склочным ноткам, проскакивавшим в ее речи, базарная торговка.
- Повесят, - усмехнулся кто-то из проходивших мимо мастеровых. - И поделом!
Я просто шел вперед, безучастно глядя перед собой. Хвала Митре, у Эйвинда хватило ума не ввязываться, а вербовщики забыли, что я представил его своим сопровождающим. Теперь главное, чтобы молодой асир добрался до Логиума и рассказал обо всем Конану.
Но кто теперь ответит: что со мной произойдет дальше? Отчего в указе нет прямого обвинения Халька, барона Юсдаля в государственной измене, способствованию заговорщикам или, например, тайной деятельности на благо чужой страны? Прямо как во времена Нумедидеса - арестовали на улице, препроводили "в распоряжение коменданта Железной башни"... В те времена людей, "попадавших в распоряжение", больше никто никогда не видел.
Однако мы еще поборемся. Уверен, что Конан и наши компаньоны не оставят меня в беде. Только бы они успели вовремя!
* * *
- Эй! - я забарабанил кулаками в толстую, обшитую стальными пластинами дверь с небольшим глазком. - Принесите пожрать, мерзавцы! Эй, есть кто-нибудь живой?
Тишина. Ну, разумеется. Такое впечатление, что я здесь единственное живое существо человеческого рода. Из всех соседей только голодный паук, сидящий в центре паутинки в правом углу камеры, да несколько мокриц унылого вида.
Великий Митра, что бы сказала моя возлюбленная матушка, узнав, что младший отпрыск сидит в самой надежной и тщательно охраняемой тюрьме для государственных преступников?! Если я поселился здесь надолго, то комендант обязан будет сообщить родственникам, в Юсдаль, чтобы переводили деньги на более-менее сносное содержание. Матушка сначала разрыдается, потом взъярится, а следом заявит, что не даст и единого сестерция для такого обормота, как я...
В общем, скверно у меня на душе. Грустно. Есть, опять же, хочется. К тому же свет, проникавший через маленькое окно, забранное сначала кованой решеткой, а потом полупрозрачной слюдой, начал меркнуть. Это значит, что наступило время заката. В камере нет ни факела, ни лампы, следовательно, всю ночь придется сидеть в кромешной тьме.
Собачий холод. Насколько я успел сообразить, меня отправили в закатное или приречное крыло комплекса зданий, называемых "Железной башней", и посадили в камеру на первом этаже. Если тщательно прислушаться, можно различить плеск волн Хорота, разбивающихся о фундамент тюремной крепости. Пористый камень, из которого она выстроена, отлично впитывает влагу и потому в камере сыро. Слизистые потеки на стенах, зеленовато-синяя плесень... Одним словом, самое неподдельное "узилище престрашное", как это пишется в исторических трактатах и воспоминаниях людей, некогда побывавших здесь.
Барон Стагис, сохранявший на лице неприступное и невозмутимое выражение, привел меня к воротам Железной башни незадолго до шестого полуденного колокола. По его вызову в караулку спустился некий месьор Триб Квинтилий, неизменный комендант главной тарантийской тюрьмы за последние тридцать два года. Он занимал эту должность со времен короля Гундериха, отца Вилера. Пережил их обоих, трудился и при Нумедидесе... Да и Конан решил не менять коменданта Башни, когда сел на трон. Квинтилий отлично знал свое дело и за последние три десятка лет из башни был совершено только два побега - один заключенный, выведенный на прогулку на стену крепости, спрыгнул в Хорот и уплыл, а Конан, тоже освятивший своим пребыванием эти почтенные стены несколько лет назад, видимо, сумел подкупить охрану. Если выберусь отсюда - обязательно расспрошу короля об этой истории, случившейся вскоре после битвы с пиктами при Велитриуме...