Через несколько минут мне выдали "реквизит", который состоял из старой грязной торбы на меху, от которой воняло собачатиной и рваной шали. Мне предложили снять верхнюю одежду и оставить в закутке за сценой, но, помня, что я имею дело с настоящими мошенниками и потом рискую ничего не найти, делать этого я не стала. Морщась от запаха и омерзения, я надела торбу прямо на тулуп, а шаль на свой платок. После этого мне перевязали глаза грязным бинтом, оставив маленькую щелку, чтобы я хотя бы что-то видела и никуда не врезалась, приложили небольшую доску к ноге и сделали нечто вроде шины, совершенно забыв, что шина, как минимум, накладывается на голую конечность. После чего нам выдали мешочек с деньгами, и мы спрятались за шатром, ожидая своего выхода.
Через несколько минут в шатер начал забиваться народ, ожидающий зрелища. В первый раз в своей жизни я принимала участие в такого рода обмане! Актриса я была такая же, как танцорка, поэтому тряслась, как промерзшая дворняга, и даже изредка поскуливала.
- Не боись! - подбодрил меня Юрчик. - В первый раз всегда страшно.
В это время на сцене началось какое-то действие, а еще через несколько минут раздался звучный бас толстяка:
- Ну, кого излечить!
- Пора, - произнес Юрчик, перекрестясь и хватая меня на руки, - с богом и в дорогу не страшно!
Кряхтя и потея, в торбе и тулупчике весила даже я немало, а юродивый был худоват и слабоват, он внес меня в шатер.
- О, - завопил он, как резанный, - Маэстро! Вылечи мою сестру, мучается бедная! - А мне шепнул, - Ну подыграй!
- Да, Маэстро, - надрывно крикнула я, - больше не могу, я ничего не вижу, ничего не слышу, - очень хотелось добавить "и никому ничего не скажу - язык вырван", но я вовремя сдержалась и продолжала, - и еще, еще у меня сломанная нога дергает, ночами не сплю...
Видимо, получилось слишком наигранно и театрально и народу не понравилось
- Где ж у нее нога сломана, - услышала я злое сопение, - вон как стоит, как березка молодая.
Быстро сориентировавшись, я оттолкнула Юрчика, упала на колени на пол и поползла, крича:
- Совсем ходить не могу, Маэстро, падаю, ноги не держат!
В тоненькую прорезь под бинтами, я видела ноги Маэстро и повернула к ним.
- Где ж она ничего не видит? Вон как ползет, как будто ей дорогу освещают! - раздалось тоже шипение.
Я повернулась на девяносто градусов и поползла уже к середине сцены, забыв про ось, я ударилась об нее со всего размаху головой, раздался странный трубный звук. Меня откинуло на спину, а из перебинтованных глаз посыпались искры, сразу все звуки отдалились, а потом приблизились, и началась мигрень.
- А еще у меня голова болит, - сказала я уже вполне нормальным голосом, а потом уже плаксиво. - Муж, мой, - тут я вспомнила, что Юрасик не муж мне, а брат, но народ, увлекшись, нестыковочки не заметил, направь мои стопы к Маэстро, - правильнее было бы сказать колени.
Юродивый подбежал, схватил меня на руки и поднял с огромным усилием, которое вытекло в довольно определенный звук из организма. Люди начали морщиться от запаха и отступать от нас на два шага назад. "Все же придется убегать", - предупредил меня на ухо Юрасик.
- О, несчастная, - пробасил толстяк, - велики твои мучения, но не бойся: я исцелю тебя.
После этого он положил свою лапу на мою голову и торжественно произнес:
- Увидь сей мир.
Я незамедлительно стянула грязную повязку с уже чешущихся глаз и заорала, подняв руки к небу:
- Я вижу! О, люди, я вижу!
И вновь услышала злобный голос:
- Быстро она чего-то прозрела.
Я испугалась и заорала сначала:
- Я вижу правым глазом! О чудо! Мой правый глаз прозрел!
- Ага, я понимаю двумя, а то одним, ерунда.
- Мой левый глаз тоже начинает видеть, - ответила я, водя головой, ища источник мерзкого голоса.