- Но вы уверены, сэр, что ядро вообще попадало в корпус?
- Уверен! - сердито отрезал Хорнблоуэр. Бессонная ночь, груз ответственности и чувство собственной вины поставили его на грань срыва. Он вынужден был говорить с матросами грубо, подавляя тем самым свою готовность расплакаться как нашкодивший ребенок. Но и в этой ситуации он нашел в себе силы заранее спланировать следующий шаг. Эта идея родилась у него в голове, когда он висел над волнами.
- Придется лечь на другой галс и произвести осмотр снова, - объявил он о своем решении.
В самом деле, при переходе на другой галс бриг должен был накрениться на левый борт, и тогда пробоина могла показаться над водой.
Морская вода струйками стекала на палубу с промокшей одежды Хорнблоуэра, пока его матросы выполняли поворот оверштаг* [Поворот оверштаг - поворот парусного судна на новый галс, при котором судно пересекает линию ветра носом.]. Он весь дрожал, но не столько от порывов холодного пронизывающего ветра, сколько от возбуждения и нехорошего предчувствия.
Корабль лег на левый борт, обнажив значительную часть корпуса ниже ватерлинии, заросшую ракушками и морскими водорослями. Матросы снова спустили его за борт, и очень скоро он обнаружил злосчастную пробоину в носовой части напротив фок-мачты* [Фок-мачта - передняя мачта на судне.].
- Стоп! - заорал он. - Вот она!
Матросы остановились. Хорнблоуэр попросил Мэтьюза опустить его на пару футов ниже, и тут же был наказан за это накрывшей его с головой волной. Но терять ему уже было нечего, - он и так промок до нитки. Пробоина оказалась двумя футами ниже ватерлинии и представляла собой скорее квадратную, чем круглую, дыру с рваными краями, около фута в поперечнике. Даже в накрененном положении брига волны перехлестывали через край пробоины, вызывая у Хорнблоуэра ощущение почти физического страдания. Ему казалось, что он слышит, как вливается с предательским бульканьем забортная вода в чрево несчастного "купца", хотя, конечно, все это могло быть лишь плодом его воспаленного воображения. Он приказал тащить его наверх и, оказавшись на палубе, поделился своими соображениями с матросами.
- Два фута ниже ватерлинии... - задумчиво протянул Мэтьюз. - Должно быть, его здорово подбросило на волне в момент выстрела. Да и осадка сейчас много ниже.
В этом-то и таилась главная опасность. Даже в накрененном положении бриг продолжал забирать воду, не говоря уже о том, что теперешний курс вел их прямиком к берегам Франции. А чем больше воды проникало в трюм, тем ниже делалась осадка; чем ниже делалась осадка, тем сильнее становилось давление воды, тем больше ее проникало в трюм... Одним словом, они попали в заколдованный круг, из которого был только один выход - как можно скорее наложить на пробоину пластырь. Хорнблоуэр знал, как это делается, правда, чисто теоретически - из учебников и справочников по морскому делу.
- Мы должны простегать парус и завести его на эту пробоину, - сказал Хорнблоуэр. - Зовите французов, они нам понадобятся.
Простегать парус означало сделать из него нечто вроде многослойного матраса, набитого пенькой и ветошью. Потом этот матрас следовало аккуратно наложить на пробоину, где он должен был держаться под давлением забортной воды, достаточно надежно перекрывая поступление ее в трюм.
Французы оказались плохими помощниками. В конце концов, бриг им больше не принадлежал, в перспективе маячила английская тюрьма, так что даже нависшая над всеми смертельная угроза не могла вывести их из состояния апатии. Понадобилось немало времени, чтобы достать из парусной кладовой новый брамсель, на чем специально настаивал Хорнблоуэр, хорошо знавший, что новая парусина много хуже пропускает воду, чем бывшая в употреблении. Французов он заставил трепать пеньковые канаты для начинки пластыря.