Вскоре из трубы камбуза потянулся дымок, вселяя радость в изголодавшихся матросов.
Оказавшись на свободе, капитан первым делом посмотрел на затянутое серыми тучами небо, а затем перевел взгляд на нактоуз* [Нактоуз - шкафчик, в верхней части которого устанавливается судовой компас.] и стрелку компаса.
- Неподходящий ветер для плавания в Англию, - заметил он.
- Совершенно верно, - коротко ответил Хорнблоуэр, не желавший обсуждать с этим лягушатником вопросы, которые и так не давали ему покоя.
Капитан тем временем замер рядом с нактоузом, склонив голову и как-будто прислушиваясь.
- Не кажется ли вам, что ход несколько тяжеловат? - задал он внезапный вопрос.
- Возможно, - осторожно ответил Хорнблоуэр. Он не успел еще как следует познакомиться с мореходными качествами "Мари Галант", да и вообще слабо разбирался в этой области кораблевождения, но не собирался вот так запросто обнаруживать свое невежество.
- Течи нет? - не отставал француз.
- Воды в трюме мы не обнаружили.
- Ах, - воскликнул капитан, - но вы и не могли ее там обнаружить! Не забывайте, что в трюме один только рис.
- Я помню, - выдавил из себя Хорнблоуэр.
В этот момент ему понадобилась вся его выдержка, чтобы остаться внешне невозмутимым, в то время как мысль его лихорадочно работала, стараясь оценить всю важность и последствия только что услышанной фразы. Рис способен впитать любое количество воды. Теперь ему стало понятно, почему ночная проверка трюмных отстойников не дала результата. Тем не менее, если течь существует, с каждой вливающейся в трюм квартой воды судно становится все тяжелее и теряет ход.
- Одно из ядер с вашего проклятого фрегата попало нам в корпус, добавил капитан, - я надеюсь, вы уже приняли меры по устранению последствий.
- Приняли, - солгал Хорнблоуэр.
Как только ему удалось отделаться от француза, он сразу же разыскал Мэтьюза и ознакомил его с новым поворотом событий. Тот мгновенно посерьезнел.
- Куда попало ядро, сэр? - спросил он.
- Насколько я помню, в правый борт, где-то ближе к носу.
Оба вытянули шеи и перегнулись через борт, пытаясь разглядеть пробоину.
- Ничего не видно, сэр, - сказал, наконец, Мэтьюз, - спустите меня вниз на булине* [Булинь - тонкий трос.], тогда можно будет сказать что-то более определенно.
Хорнблоуэр готов был уже согласиться с этим предложением, но потом передумал.
- Нет, Мэтьюз, - сказал он, - вы приготовьте булинь, а я сам спущусь и осмотрю пробоину.
Он не успел еще проанализировать причины, толкнувшие его на этот поступок. Отчасти, ему хотелось увидеть все своими глазами, отчасти, он старался, как всегда, действовать по принципу: никогда не поручать подчиненным такого дела, которое не способен исполнить сам, но, главным образом, он хотел наказать себя за допущенную небрежность и преступное легкомыслие.
Мэтьюз и Карсон обвязали его булинем и осторожно спустили за борт. Хорнблоуэр раскачивался на канате у правого борта, а вздымающиеся волны едва не лизали его пятки. Когда судно проваливалось в седловину между двумя валами, его захлестывало брызгами и пеной, так что в считанные минуты он оказался промокшим с ног до головы. Бортовая качка также имела свои минусы: несколько раз Хорнблоуэра довольно болезненно шваркнуло о борт брига. Державшие булинь матросы медленно перемещались вдоль борта, давая ему возможность тщательно осмотреть каждый квадратный дюйм корпуса. Но Хорнблоуэр не обнаружил никаких следов пробоины в надводной части судна, о чем и сообщил Мэтьюзу, когда его снова подняли на палубу.
- В таком случае, сэр, пробоина находится ниже ватерлинии, - сказал Мэтьюз, произнося вслух то, о чем Хорнблоуэр уже и сам догадался.