- В "Поэме добрых советов" говорится: "Только глупец говорит тогда, когда спасение - в молчании", - послышался еще один голос.- Так, значит, глупец - это ты, ванир? - воскликнул Ульфило в запальчивости.Вульфред весело рассмеялся:- Едва ли наше настоящее положение свидетельствует о мудрости.- Значит, Конан или очень умный, или без сознания, - сказала Малия, потому что он молчит.- Может, он умер, - сказал Спрингальд.- Если бы черногривый умер, - сказал Вульфред, - бумбана бы его забрали, как они забрали всех моих несчастных матросов.К ним подошел один из воинов и что-то прогавкал.- Капитан говорит, что вы должны молчать, - перевел Кефи.- Скажи-ка ему, что в разговоре с господами следует вести себя почтительно, - ответил Ульфило. - Оттого, что нацепил на себя перья, умнее не стал.- Это не совсем благоразумно, - предупредил его Кефи.В этот момент послышалось пение, оно становилось громче с каждой секундой. Вот их окружает уже целая толпа дикарей, у многих в руках зажженные факелы. Приплясывая вокруг пленников, они издевались над ними, тыкали факелами прямо в лицо, мимикой и жестами изображали те муки, которые ожидают их совсем скоро.- Веселая компания, - с отвращением проговорил Вульфред. - Достойны своего правителя.- Вблизи проклятого озера все живое принимает извращенные формы, задумчиво заметил Спрингальд.Процессия миновала городские ворота и следовала по улицам, собирая за собой толпу зевак. Горожане что-то бурно праздновали, веселились и бражничали сильнее, чем накануне вечером. Несчастных пленников били палками, бросали в них камнями и мусором, хотя никто не выступил против них с оружием. Но было и одно исключение. В ярком свете факелов Конан заметил, что конвой Малии - это, скорее, охрана, оберегающая ее от нападок толпы.Они подошли к площади перед башней, крики становились все громче. В своем неудобном положении Конан мог только рассмотреть, что возвышение заполнено народом. Какофония звуков росла, от шума толпы звенело в ушах. Подвешенных на шестах пленников опустили на землю, палки убрали. Как только мог незаметно Конан разминал кисти рук и стопы. По сигналу правителя барабаны замолчали, толпа затихла. Воины подхватили киммерийца под руки и приподняли, чтобы он сел. Он склонил голову вниз, как будто не совсем еще пришел в себя. На голову обрушился поток воды, который смыл с лица запекшуюся кровь. Конан, все так же имитируя полуобморок, сосредоточил теперь все внимание на возвышении у башни.А там на варварском троне, покрытом шкурой леопарда, восседал царь Набо. Рядом с ним на невысоком сиденье располагался еще один человек; несмотря на высокий трон Набо, этот человек все равно возвышался над правителем. Между ними пристроилась Агла, ее сморщенное личико просто светилось злобной радостью. Высокий человек поднялся.- Приветствую вас, друзья, - сказал Сетмес, верховный жрец Маата.- Стигиец! - выдохнул Ульфило. - Что это значит? Мы же расстались с тобой в Кеми, много месяцев назад! Как ты оказался здесь?- За нами шел черный корабль, - уныло сказал Вульфред. - Этот негодяй следил за нами с того самого дня, как мы вышли из Кеми, я уверен.- Но как же соглашение! - воскликнул Спрингальд.При этих словах жрец от всей души рассмеялся:- Вы что, дети? Неужели поверили, что стигийские жрецы будут хранить слово, данное каким-то чужестранцам? Вы были обречены уже тогда, когда впервые переступили порог моего храма, хотя мне-то вы не очень нужны, как и ваш странствующий Марандос. Этот мой поход был предрешен уже многие века назад, и варварскому сброду нет в нем места, разве что в качестве рабов.- Но это бесчестно, - запротестовал Спрингальд.