Один из людей высунулся в окно, потом с треском рванул бархатную портьеру и обернулся, приложив ее к своему плечу; на его выпуклой груди попугай увидел синие и белые полоски. Он вспомнил грезы прежних дней и успокоился, приняв человека за одного из тех, кто давно и привычно окружал его в дремотных видениях. Расхрабрившись, он вспрыгнул на жердочку и попросил пить, и даже выругался по-французски для придания веса своим словам.
– Гляди-кось, какой бе-лай… – восхищенно проговорил черный человек.
Шагнув к столу, он ловко просунул между прутьями коричневый палец и ткнул попугая в грудь. Тот никогда не ведал столь грубого с собой обращения и вцепился кривым клювом в этот наглый предмет, воняющий незнакомым железным маслом.
– Кус-сается, контра! – отдернув руку и сунув палец в рот, человек добавил еще какую-то короткую фразу из трех слов.
Она состояла из привычных звуков и частями своими была знакома, однако смысла попугай не понял. Он ведь пользовался исключительно французским жаргоном и даже не догадывался о богатствах русской словесности, так как никогда не слышал лучших ее образцов; то есть нет, конечно, – слышал наверняка и не раз, но то было очень давно, а попугаев мозг не умел долго хранить вышедшие из употребления слова. Но само построение фразу и напор, с каким вытолкнул ее из себя черный человек, очень понравились попугаю, и он смекнул, что выражение сродни тем, французским, стоившим ананасов.
Он нахохлился; пробормотал непонятные слова вполголоса, не будучи сразу уверенным в незнакомом материале – и, убедившись, что опасения напрасны, хлопнул крыльями и выкрикнул ее во всю глотку.
Конец ознакомительного фрагмента.