Предназначение женщины - быть самой красивой. И я очень пережи-ваю, когда не у всех женщин это получается. Мне хочется плакать по этому поводу. А красивой им нужно быть для того, чтобы привлекать мужчин, от которых они могут получить то, от чего рождаются дети. Если мужчинам свойственно брать, порою грубой силой, то женщинам свойственно отдавать-ся. Хотят они этого или не хотят, от них это не зависит, в них это заложено генетически. Понаблюдайте за женщиной, когда вам нечем будет больше за-няться, посмотрите, как она себя украшает перед зеркалом. Забавная и очень милая картина. У меня, например, никакого отторжения она не вызывает. Потому что я знаю: всё что естественно, то общественно.
Я, конечно, и до появления у нас на чердаке, Нонны, не чувствовал се-бя одиноким. У меня были замечательные друзья, в Москве меня ждали мои любящие родители, мама и папа. Но всё это было привычно, обыденно, и я всегда ощущал себя отдельным от всех остальных человеком. А тут нас двое, и двое вместе. Я, наверное, сошёл с ума. И, что самое невероятное, во что трудно поверить, я не помышлял ни о каких таких "точка-точка-запятая". Я боялся даже представить себе физическую близость с этой девушкой. Мне казалось это святотатством.
XXXII
После завершения уборки не прошло и получаса, как Нонна вернулась на чердак. Она была переодета в свой прежний, обычный костюмчик, в руках она держала небольшой кожаный ридикюль. Такие давным-давно вышли из моды. В нём было что-то старушечье. Но, видно, этот был ей чем-то дорог, а, может быть, просто нравился, как нравятся многим людям древние вещи, хранящие кислый запах прежних веков.
Она присела на присланный Сократом стул, рядом со мной, поставила на колени этот древний ридикюль, разомкнула его, как кошель, и извлекла оттуда сверкающие спицы и начатое вязание. Я молча наблюдал за её дейст-виями, не пытаясь угадать, что она собирается вязать, а просто любовался ею, не в силах отвести глаз от её лица.
Спицы мелькали и сверкали, как маленькие молнии, и я поражался необыкновенной ловкости, с которой орудовали пальчики Нонны.
- Как ловко у вас это получается, Нонна-кха! - Она промолчала, заня-тая подсчётом петель. - А что вы вяжете, позвольте полюбопытствовать?
- Носок, - коротко ответила она. Помолчав, добавила, не поднимая глаз: - Вы же сами слышали, что сказал Сократ.
- Так это носок мне? - изумился я. - Я не в силах этому поверить.
- Вам, вам. Кроме нас, двоих, здесь, кажется, никого больше нет.
- Ну, мало ли! - Я растерялся и от растерянности задал самый умный вопрос, на какой был способен: - А почему из сумки тянутся две шерстяные нитки: красная и чёрная? В этом есть что-то грустное, загадочное и траурное.
- Глупости! Носки траурными не бывают. Я хочу, чтобы носки были полосато-рябыми. Знаете, в такую мелкую полосочку, как рябь на рыбине. Мне кажется, получится красиво. Я вообще люблю всё красивое. Чёрная шерсть у меня была, а красную я попросила купить Гугу в посёлке. Он как раз недавно туда ходил вместе с вашими друзьями.
Я внезапно осмелел и брякнул с бухты-барахты:
- Знаете, Нонна-кха, мне эти цирлих-манирлих надоели, честное слово. Давайте перейдём с вами на "ты".
- Я согласна. И даже сама хотела вам это предложить. Только, пожа-луйста, без всех этих "брудершафтов". Я их терпеть не могу. Мне это столь-ко раз предлагали, что у меня от них оскомина. Это придумали неуверенные в себе люди. Просто договариваемся и всё.
- Идёт! - согласился я.
Первое время мы сбивались, но вскоре привыкли, как будто были зна-комы всю жизнь, и всё пошло, как по маслу. Первым делом я спросил:
- Нонна-кха, откуда ты так хорошо знаешь русский язык? Нельзя ска-зать, что у тебя совсем нет акцента, но он такой милый, что язык от этого только выигрывает. Не то, что у Сталина. Скажу честно, я этого не понимаю: жить столько лет среди русских людей и не избавиться от акцента, притом довольно сильного, это что-то говорит, по-моему, об умственных способно-стях. Ты не обижаешься, что я заговорил о Сталине? Он же ваш нац-герой.
- Нет, не обижаюсь, обижаться глупо.
- Я тебя, кажется, уже спрашивал о том, откуда ты так хорошо знаешь русский язык, но тогда ты была занята и обещала объяснить мне это в другой раз. Помнишь? Я считаю, что этот другой раз как раз наступил.
- Да, я помню. Объясняется всё очень просто. В то время, когда мне пришло время ходить в школу, наша семья жила в престижном районе Ваке. У нас там была шикарная квартира. Я по ней до сих пор скучаю. И вот так совпало, что рядом с нашим домом была знаменитая русская школа номер два. И меня туда отдали. Я проучилась в этой школе вплоть до седьмого класса. А потом так случилось, что нам пришлось переехать на улицу Челю-скинцев. Это может показаться смешным, но рядом с нашим новым домом, можно сказать, стена к стене, оказалась грузинская школа, и мне ничего дру-гого не оставалось, как продолжить своё обучение в этой грузинской школе. Которую я окончила, скажу без хвастовства, с серебряной медалью. По всем предметам я шла на одни пятёрки. Но немножко подвёл грузинский язык.
- Это факт или было на самом деле? - спросил я. - Скажу честно, что это похоже на анекдот.
- Факт, факт, - засмеялась Нонна, - и было на самом деле.
- Если ты теперь расскажешь мне, что рядом с другим твоим домом была армянская школа, и поэтому ты знаешь армянский язык, я буду считать, что ты надо мной просто насмехаешься.
- Ты, возможно, будешь смеяться, но, действительно, в том районе, где мы сейчас живём, есть армянская школа. Но я в ней не училась. А знаю я ар-мянский язык оттого, что моя бабушка, мамина мама, армянка. Она уже ста-ренькая и живёт вместе с нами. Она очень хорошая, все зовут её бабушка Ка-ринэ. Она ещё довольно крепкая, всё делает сама и сердится, когда ей пыта-ются помогать. В последнее время у неё что-то случилась с мозгами, она ста-ла многое забывать и всё путать. Меня называет своей дочкой, а кто такой Гуга, не понимает. У неё есть одна странность, это смешно и грустно. Каж-дое утро, просыпаясь в своей комнате, она выглядывает в окно и говорит все-гда одно и то же: - "Премерзкая погода! Не зря у меня болят все кости". А когда ей начинаешь возражать и говорить, что на небе ни облачка, солнышко греет, пойдём, бабушка, погуляем, подышим свежим воздухом, она сердится и ворчит: - "Я сама знаю, что мне надо делать".
Так вот откуда эта нечеловеческая красота, подумал я. Какая колдов-ская, завораживающая смесь! Не хватает только ещё, чтобы кто-нибудь из других её бабушек или дедушек был родом из евреев. И я был недалёк от ис-тины. Как выяснилось в самом близком будущем, отец её был мегрел по фа-милии Гегия. Впрочем, я уже, кажется, говорил об этом. А среди настоящих, грузин, разных там "швили" и "дзе", мегрелы, если и не были вполне евре-ями, то стояли, по своим ухваткам и вредным привычкам, близко к этому древнему и красивому племени, о чём мне поведал в своё время Додик Из-раилидзе, с которым мы "отдыхали" вместе в санатории "Строитель" в Гудауте, на берегу тёплого Чёрного моря и болтали о разных разностях.