- Завтра мы уходим в многодневный поход, - сказала, смеясь, Оксана. - И навсегда покидаем заповедный Бакуриани. Так что с "намеченным" в этот раз вряд ли что-нибудь получится.
Вадик был так потрясён этой неожиданной новостью, что не нашёлся, что сказать. Он только почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Это был второй сокрушительный удар в сердце, который нанесла ему судьба-злодейка. Ах, эта судьба! Как любит она подставлять подножки!
Украинские девчата пришли в своих обычных походных робах, их рюкзаки были забиты походными вещами, и для лишних нарядов места не оставалось. На тонких шейках всех четверых были надеты единственные украшения: меховые кольца из жалких хвостиков черно-бурой лисицы, плохо выделанных, что становилось понятным любому из-за сильно просвечиваю-щей сквозь мех бледной мездры. Девушек усадили на кровати, а Миколе вы-делили стул как гитаристу и как особливо тяжеловесному парубку.
Наверное, этот парень обладает незаурядной сексуальной мощью, ре-шил я, глядя с некоторой завистью на его широкие плечи, крупный нос над пшеничными усами, и могучие чресла, выпирающие буграми под грубыми штанами. Раз он в состоянии ежедневно обслуживать четверых (по очереди) крепких молодых девах, и они готовы идти за ним на край света. Я вспомнил, что такими незаурядными качествами будто бы обладал Гришка Распутин. Впрочем, я об этом, кажется, уже говорил.
Заботливый Микола, как добрый папаша, поставил перед голодными девушками судки с разогретой кашей, выложил в каждый их них полбанки тушенки, перемешал всё это алюминиевой ложкой, попробовал, что получи-лось, потянул носом воздух, чтобы удостовериться, что тушенка не испорче-на, и, постучав ложкой по судку, дал команду приступить к еде. Девушки без церемоний и промедления накинулись на изысканное блюдо, которое можно получить разве лишь в роскошном ресторане. Время от времени они запива-ли кашу компотом, запихивали в рот ломти хлеба и причмокивали от удово-льствия. В непривычной тишине чердака было слышно скребыхание ложек, чавканье, глотание непрожёванной пищи, всхлипывание при втягивании в рот компота, рискованное для зубов разгрызание косточек от сушёных абри-косов. Когда девчачьи стаканы освободились от компота, Лёша Куманцов на-полнил их, смачно булькая из бутылки красным вином, похожим на вишнё-вый сок, вытекающий из надкусанного вареника. Толя Дрынов и Вадик Сав-ченко проворно откупоривали бутылки и наливали вино в кружки для других обитателей чердака и гостей. Лёша поднял свою кружку и произнёс спич:
- Друзья мои! Наступила торжественная минута, когда мы должны по-здравить наших украинских героев, покоривших перевал Цхрацкаро, Бакури-анский Андезит и озеро Табацкури практически за один световой день, и приветствовать их с возвращением к родным пенатам. Гип-гип ура!
Мы, москвичи, уже давно знали эту международную кричалку, такие возгласы нередко оглашали зимой окрестности станции Турист, а летом аква-тории подмосковных водохранилищ, и сразу подхватили: "Гип-гип ура!". И снова Лёша Куманцов: "Гип-гип ура!". Тут уже и остальные стали к нам при-соединяться. Лёша в третий раз прокричал петухом: "Гип-гип ура, ура, ура!" Весь чердак уже разобрался в тонкостях такого приветствия и под крышей громогласно прогремело: "Ура, ура, ура!".
Все засмеялись и захлопали в ладоши. Дальше уже пили вино кто как попало, без тостов. Всех интересовали подробности похода, Микола и девоч-ки охотно делились своими впечатлениями, перебивая друг друга и всё более разгорячаясь замечательным местным вином из винограда "Изабелла", кото-рое девочки, морщась, называли откровенной кислятиной.
Пришла Нонна. Она была в своём красивом матросском костюмчике, наброшенной на плечи пуховой спортивной курточке и зябко ёжилась. С Нонной вместе пришли две её подружки, те, что сидели рядом с ней в столо-вой за одним столиком во время завтрака, обеда и ужина. Это были русские девушки, прикомандированные, на время съёмок документального фильма о великом художнике Пиросмани, к студии "Грузия-фильм".
Одну из девушек звали Шурой, другую - Мурой. Грузины их звали на свой манер: Шуру - Шурико, а Муру - Мурико. Узнав у Нонны, что на тур-базе "Буревестник" находятся четыре приличных москвича и среди них один совершенно лысый, но зато журналист-международник, девушки попросили свою грузинскую подругу познакомить их с нами, надеясь потолковать с журналистом о новостях зарубежного кинематографа.
Только и всего-то и ничего такого, что называется "шуры-муры". Ус-лужливые кавалеры, извиваясь в несуществующих талииях, сразу же пред-ложили Нонне стул, а Шура с Мурой пристроились на краешке кровати, где сидел Лёша Куманцов. Шура, едва представившись, сразу же атаковала Лёшу светским вопросом:
- Как вы, Алексей, относитесь к творчеству Бертолуччи?
- Если вы имеете в виду Бернардо Бертолуччи, то к его творчеству я отношусь хорошо. Если бы мне посчастливилось посмотреть хотя бы одну из его великих картин, я бы относился к его творчеству ещё лучше.
- Как! Вы не видели "Последнее танго в Париже"? - удивилась Мура.
- Самого последнего не видел, как, впрочем, и всех предыдущих. К то-му же я никогда не бывал в Париже.
Шура с Мурой прыснули смехом, по достоинству оценив столичную иронию и бакурианскую самоиронию своего собеседника.
- А как вам грузинское кино? - поинтересовалась Шура.
- О! Это действительно отличное кино! - посерьёзнел Лёша. - "Мими-но" это просто шедевр. Замечательный фильм! Слов нет.
- Ну, это не совсем грузинское кино, - заметила Мура. - Грузинское кино это "Отец солдата", "Кувшин".
- Да, да, я согласен, - сказал Лёша. - Вы правы.
Нонна обратила внимание на угнетённое состояние Вадика Савченко (ошарашенного новостью, что назавтра отряд днепропетровцев навсегда по-кидает Бакуриани) и решила, что виной этому является её милый братец Гуга и в значительной мере она сама. Она придвинула свой стул поближе к Вади-ку и стала нашёптывать ему что-то с очаровательной улыбкой, хищно обна-жая красивые влажные зубы. Я сидел рядом с Вадиком, и мне всё было хо-рошо слышно. Нонна дотронулась до руки Вадика и прошептала:
- Вадик, милый, не обижайтесь, пожалуйста, на Гугу. Поверьте мне: всё, что он вам говорил там, на горе, была шутка. И не более того. Он дейст-вительно чемпион Грузии по вольной борьбе и очень сильный человек, но никогда мухи не обидит. Он ни разу, насколько мне известно, не участвовал ни в каких драках. У них, членов сборной команды, двака за пределами бор-цовского ковра считается строгим табу. Тренер у них очень квутой человек. Если он узнает, что кто-то из его воспитанников затеял драку или даже прос-то участвовал в ней и не принял надлежащих мер для её предотвращения или прекращения, раз уж она началась, тут же отчислит такого нарушителя дис-циплины из команды. И без разговоров лишит его республиканской стипен-дии, каким бы перспективным и выдающимся ни был этот борец. Гуга очень добрый человек, я вам клянусь в этом всеми святыми. Не обижайтесь на него.
- Ничего себе добренький, - прошептал скептически в ответ Вадик. - А вы знаете, Нонна, что он грозил мне кинжалом?