К Евдокии подошла, окончив осмотр.
-Зовут меня Эльза Фёдоровна. Вас сейчас отвезут в смотровой кабинет, там мы с вами и... поговорим.
В смотровом кабинете врач, ещё раз осмотрев Евдокию, хмуро выговорила:
-У вас рак матки. Причём запущен настолько, что смысла мучить вас не вижу. Выпишу вам обезболивающие и... отправляйтесь домой.
-Я не могу.
-Понятно. На скорой отвезём.
-Нет, не поэтому. Мой дом в Журавлёво, там четверо маленьких сыновей... одни.
-У них что, отца нет?
-Умер. Помогите. Ради детей - помогите! Приеду на руки к малолетним сыновьям... помирать?
В кабинете повисло тягостное молчание.
-Значит так, тебя прямо сейчас будут готовить к операции. Часа через два начнём. Не дай Бог, помрёшь! Нельзя мне... рисковать! Чтоб цеплялась за жизнь, как сможешь. Ну и я... ради детей... твоих.
Очнулась Евдокия в палате. Сколько прошло времени? Светло. Значит день. И вдруг со всех сторон начала наступать темнота, только шар плафона под потолком приближается: "Упадёт", - мелькнула безразличная мысль.
-Ну-ну! Давай, приходи в себя! Давай! Давай! - не чёткое лицо врача заслонило собой плафон. Евдокия почувствовала, что голова её мотается из стороны в сторону, и медленно подумала, что это врачиха бьёт её по щекам. Но свет становился ярче, а лицо врача приобрело чёткие очертания.
-Молодец.
Вместе со зрением вернулось сознание, пока тупое, заторможенное, но она вспомнила, что ей должны сделать операцию. Она потянула рукой край одеяла, заглянула - бинтов нет. И только слой марли укрывал разрезанный живот. И уже более отчетливо соображая, подумала: "Даже бинты переводить не стали. Умираю. Надо сказать, чтобы сыновей в детский дом..."
-Ну, чего слёзы льёшь? Ишь, развела тут! Второй день от тебя не отхожу! Давай ещё пару дней, и сама на перевязку!
"Злиться, ругается, что зря оперировать пришлось", - мелькнула мысль.
-Я умираю?
-Вырезала я тебе всё, без чего можно обойтись. Даже что рядом прилегало. В общем женского в тебе - только грудь осталась. Но... думаю, шанс есть! Если силы соберёшь, а не слёзы тут лить будешь! - и, повернувшись к лежащей на соседней койке женщине, заговорила добрым, ласковым голосом. К ночи соседка умерла. Женщину укрыли с головой простынею и оставили. Покойница лежала на соседней кровати так, что Евдокия могла дотронуться до неё рукой. Но нянечка объяснила, что по правилам человек должен полежать ещё четыре часа и только потом увезут в морг.
А ещё через день Евдокия смогла участвовать в разговоре женщин.
-Эльза Фёдоровна - немка, хотя только наполовину, по матери. - Рассказывала словоохотливая соседка по палате. - Но всё равно из-за этого ей запретили оперировать. Всё обещают прислать хирурга, но пока видно некого. Она дежурным врачом числится. Если кто после операции, или того хуже, во время, помрёт - обвинят, посадят! Мы спрашивали, почему, мол, рискуете? А она говорит, что на хирурга училась, руки не должны забывать навык. Только я тут не по первому кругу. Второй раз меня за этот год с того света вытаскивает. Прямо напасть какая-то. В этот раз аппендицит, да так, что пришлось ей кишки мои в тазике полоскать. Лопнул, гад, гнойный был!
-А ты откуда про кишки знаешь?
-Так без наркоза делали. Уколами обкололи... Ох, и поорала я! Говорят, в коридоре слышали, как я матом Эльзу крыла! Так вот я думаю, если она в помощи откажет и человек помрёт? Как ей потом с этим жить? Опять же это я так думаю, дважды ей жизнью обязанная, а как там на самом деле, кто знает?
- А если, что-нибудь пойдет не так, как тогда ей жить? - Евдокия вспомнила обмороженные ноги японца. И подумала, что теперь ни за что, даже если бы у него кости наружу повылезали, ни за что малой тряпицы не дала бы! - У неё, наверное, дети есть. Случись что... куда они без неё?
- Потому и злится, ругается. Нервы-то не железные. А кого ласково убеждать начинает, мы уж знаем - плохая примета. Так что, ругает тебя - это хорошо.
И действительно, через неделю Евдокия сама ковыляла на перевязку и в столовую за жиденькой несолёной кашей. Ничего другого есть ей, не разрешалось. Теперь все её мысли были о том, чтобы быстрее шов зажил. Но, Новый тысяча девятьсот шестьдесят шестой год пришлось встречать в больнице. Шов ещё был не снят и значит, вернуться к сыновьям она пока не могла.
В таёжном посёлке Журавлёвка четверо братьев Буденковых готовились встречать Новый год.
-Эх, когда отец был жив, он та-а-кую ёлку приносил! А мамка пироги пекла - объеденье! - вздохнул старший - Витя.
- А пельмени? Какие пельмени лепили? И я больше всех! А что? Что? Это даже в тетрадке записано. Ну, помните, когда мы пельмени стряпали, то считали, кто больше налепил и записывали в тетрадку! Вот найду тетрадку, проверим! - горячился Миша.
-Ладно вам спорить, вон Костя нюни распустил, - кивнул на младшего брата Саша.
-А давайте блины стряпать? Будет у нас праздник! Там в сенях целый мешок муки. Я прочитал, написано "Блинная" и надо только развести водой. А потом мазать сковороду салом и жидкое тесто наливать! - на правах старшего распорядился Витя.
С блинами промучились весь вечер. И когда, наконец, оторвали от раскалённой сковороды первый блин, вдруг зазвонил будильник! Специально завели, чтобы знать, когда Новый год наступит!
Будильник прозвенел, блины получились не очень. Так к сковороде липнут! От жарко натопленной печи, в доме нечем дышать, а утром из-под одеяла не вылезти - холодрыга. Надо снова растапливать. Да и Малинку... иногда приходила доить соседка, с ней мать перед отъездом в больницу договорилась. Но, постепенно наловчились сами. Чем слушать её причитания и увещевания отправиться в интернат, лучше самим обойтись... пока мамка не вернётся. А в том, что она обязательно выздоровеет и приедет назад никто из мальчишек даже не сомневался. Наивное детство позволило жить ожиданием её счастливого возвращения, а не горестной утраты.
Евдокия сидела на краю больничной койки как на иголках. Сейчас будет обход и станет известно: снимут ли ей швы? В этот раз с больничного телефона дозвониться до посёлка, не смогла. Последний раз дозванивалась до фельдшерского пункта, узнала, что сыновья живы, здоровы. Но фельдшер настойчиво убеждал отдать их в интернат. И теперь она торопилась, очень торопилась. Потому что, если дети попадут в интернат, ещё неизвестно сможет она их вернуть или попадёт в тюрьму, как беглая преступница. Ведь Ольга Логинова так и числилась в бегах. И вроде теперь она по документам Евдокия Буденкова, но лицо у неё прежнее. А розыск никто не отменял.