- Значит, так. Заходить к тебе он опасается. Тебе к нам тоже не велел приходить. А просил, что бы ты утром, когда ещё туманно, вышла к ограде за домом. Он как тебя увидит, подойдёт.
- Никуда я не пойду. Уходи, - и встала со стула.
- Что ж ты меня гнать взялась? Дело хозяйское. Поступай, как знаешь. Только кабы потом всю жизнь жалеть не пришлось.
Агафья молчала, ожидая, когда уйдёт соседка.
Туман клочьями заполнял дворы и огороды Корсаково. Картофельная ботва жирная, высокая, влажная в предутреннем тумане подходила вплотную к ограде, разделяющий участок Агафьи и соседей. Агафья поставила ведро на землю, выдернула клубень: какой урожай ждать?
-Добрай раницы! - услышала негромкий голос. Повернула голову, почти рядом, за невысокой оградой стоял человек. Неяркое утро и туман не давали рассмотреть его. - Вы Агафья будите?
-Не знаю я вас. Что вам от меня надо?
-Вы из рода Корсаковых?
-Грунько я. Агафья Грунько.
- Иосиф Львович Корсак - прадзет ваш?
-Зачем пожаловали?
-Вы про его портреты слышали?
Агафья молчала. Пережитое прошлое заставляло быть осторожной. Но этот человек знал такое, о чём по секрету передавали в роду Агафьи.
-Две картины. Одна должна быть в доме деда, а другая, там должен быть костёл выписан справа за плечом Иосифа, в приходском костеле Глубокого должна храниться. Так знаю. - Незнакомец с трудом подбирал русские слова.
- В 1927 году в Варшаве продац его портрет, за большие деньги. Продац, будто он костёлу принадлежит. А дАкументов подтверждающих, что это так - нета. Мы вас долго шукали... э... искали. У вас может есть дАкументы. Тода можно портрет вернуть вам, как законной владельницы. Это великий гроши.
И всё-таки говорил он вполне ясно и понятно, чтобы у Агафьи зашлось сердце. А ведь и было отчего! Тем временем разгоралось утро. Туман выпал росой, и солнечные лучи заиграли его капельками на темно-зелёной ботве картошки.
- Мы сможем вас вытягнуть отсюда. Вы будите навучать своих детей хорошо. Жиц добра.
Судя по тому, что незнакомец всё чаще сбивался на белорусский язык, стало понятно, как сильно он волнуется. Агафья, ничего не ответив, вырвала картофельный куст, обобрала ещё мелкую картошку в ведро и также, молча, шагнула в сторону.
- Я заувтра в этом же часу буду вас ждать тут.
Весь день, чем бы Агафья ни занималась, разговор этот не выходи у неё из головы. Ну почему, почему её дети должны учиться в сибирской глубинке, а не в европейских университетах? Так ведь здесь её дочерям, кроме школы никакого образования не видать! А жить? Обзаводиться семьёй, рожать её внуков... Может, стоит рискнуть? Да, рискнуть... Она отчётливо вспомнила, как сидя на стуле наблюдала за убийцей её мужа. А он грабил их дом, и как замерло сердце, когда тот подошёл к иконе. Там, за образами, были спрятаны бумаги, удостоверяющие её происхождение. Найдёт - не пощадит. Погибнут дочери... "буржуйское отродье"! Он уже взялся рукой за икону, но вдруг отдернул, будто обжёгся:
- Ладно, замаливай свои грехи! Нам все эти деревяшки не к чему!
Когда остались одни, она растопила печь, пока ещё совсем не стемнело, взяла ведро, лопату и пошла к той берёзе, на которой повесили её муж. Подставила ведро, встала на него, обрезала верёвку. С того времени она не то чтобы боялась, может просто не любила вечерний полумрак. От того ли, что помнила до мелочей: как заворачивала окоченевшее тело мужа в простынь, на которой ещё прошлую ночь он обнимал её горячими руками. Как копала невдалеке могилу и потом волоком тащила его туда. Удивлялась, отчего, будто со стороны видела всё это? Даже собственную сгорбленную спину видела, как, каким образом? Она не задумывалась. Головных болей и так хватало.
Вернулась в дом затемно. Девчонки спали. Достала из-за иконы бумаги, собрала раскатившиеся по углам комнаты клубки, и вышла во двор. В тех клубках были спрятаны фамильные золотые украшения. И самое ценное - перстень с гербом. На перстне зубцы стены костёла, того самого, который нарисован на портрете Иосифа Корсака. Зубцы на перстне и зубцы на картине, должны совпадать. Портреты Агафья никогда не видела, не видела их и мать. Но их описание передавалось вместе с фамильным золотом. Если когда-нибудь жизнь изменится... Да. Так что? Настало время поменять жизнь?
Клубки и документы она тогда упаковала в железную коробку. Отсчитала от стены дома шаги, выкопала яму узкую и глубокую посреди картофельного поля и закопала туда эту коробку.
В огороде среди открытого поля - кому придёт в голову что-нибудь искать?
И вот теперь, в полной темноте, не зажигая лампы, Агафья вышла из дома. Примерилась - примерно отсюда она тогда шагала. Получалось, что посреди огорода, среди высокой ботвы надо выкопать яму. А если хоть немного ошиблась и коробка чуть в стороне? На глазах у всего Корсакова перерыть до срока картофельное поле? Нет, никак невозможно. Но даже не это пугало Агафью. Сама она вместе с детьми выехать никуда не может. Кто же её выпустит? Может попытаться? Господи, это же какая жизнь открылась бы для неё и дочерей?! Села на ступени крыльца. Прохладный ночной воздух дышал таёжной свежестью. И вдруг в этих травяных запахах ей почудился сладковатый запах разлагающейся плоти, вздрогнула, поднялась на ноги. Вместо таёжной свежести на неё вдруг дунуло могильной сыростью. Вдруг отчётливо поняла, никто не собирается вывозить её и детей отсюда. Иначе, зачем прятаться? Чего стОит закопать её вместе с детьми на любой таёжной полянке? А под эти документы, там, в Европе, кто угодно представится Корсаками. Отдать свою родословную на откуп неизвестному человеку? Будто кто закричал в ухо: "Агафья, Агафья, одумайся!" Нет, ещё не время! И она вернулась в дом. Но сон не шёл. Обдумывая всё происшедшее, всё больше осознавала, какой подвергаются опасности и она, и дочери. Портрет её предка оценен в большие деньги. Кому-то каким-то образом стало известно о существующих у неё документах, которыми можно доказать право на собственность картины. Неизвестные ей люди, нашли её в этой глуши явно не для того, чтобы сделать богатой. У них свой корыстный интерес. Значит, этим визитом дело не закончится. Но что делать? Тут можно не только документов, но и жизни лишиться... самой и детей не сберечь.
Утром она опять стояла с ведром у того же места плетня.
-Рад бацыть вас в столь ранний час. Ну что, решились?
-Нет у меня документов.
-Этого не может быть! Нам доподлинно известно, больше их никому валодаць... э... владеть, иметь... Вы никуда отсюда не выезжать и ваши предки тож. Кроме вас никто не может иметь дАкумент. Вы не боись! Вы забирайте их с собой и вместе уедемо!
-Были бы, я бы с радостью. Но нет их. Сожгла в ту ночь, когда мужа повесили. - И пошла к дому.
- Пачакаць, пачакаць... э... погодьте! Вчера ищо были, вы мне не отказали, а сегодня их нет?