Только от революционной мурцовки отошли, заводы построили. Опять же, что ни говори, а лампочка Ильича даже в деревнях зажглась! И тут опять на нас попёрли. Как мёдом русская земля помазана!
-Так разуйте глаза, мужики: уголь, нефть, золото, тайга и поля. Пшеничка, мясо и меха. Вот и лезут кусок урвать. - Громыхнул стулом Пётр. - На чужой каравай всегда желающие имеются.
- Ага. Только сами живём, зубы на полку положив. Мясо, меха... - криво усмехнулся Константин.
- Мужики, что-то мне ваш разговор... не того... - замялся Геннадий.
- Того, ни того... Научиться бы как-нибудь ни кулаками отмахиваться, а головой думать так, чтоб не допускать на свою землю... всякую мразь. А то, как война, так припрутся к нам, разнесут всё к чёртовой матери, а мы потом рассуждаем: где мясо, где молоко? Где? Где? - И Константин добавил в раздумье: - Прикиньте, сосед на вас с кулаками попрёт, вы же не будите ждать пока он к вам домой вломится? На подходе... настучите в морду.
- Если идёт дело к драке, то прав Константин, не на своей земле, на подступах воевать! К чему на своей земле всё крушить, да жён и детей подставлять? - Рассудил Пётр. - Правитель должен видеть к чему дело клонится и...
- И не допускать войну до своей земли! Упреждающий удар, так сказать, должен быть! - договорил за Петра Константин.
- Что это вы взялись рассуждать, будто вас в правительство приглашать собираются? Вас эти вопросы вообще не касаются, - одёрнул гостей Геннадий.
- Кого это из тут находящихся не коснулось? А? - Наклонил голову Константин.- И что ты, Геннадий, весь вечер одергиваешь нас? Так доживёшь, что и собственных мыслей пугаться начнёшь! - Константин помолчал, ожидая возражений, но никто ничего не сказал. И заговорил.
- Ну, так вот, прибыли мы в Юксеево только на третьи сутки. Судьба остальных родственников до сих пор мне неизвестна. Хотя, воспользовался я случаем и, через Гену теперь знаю, что вроде тётя Нюра нашла моего четвёртого ребёнка - дочь Иду. Вот приехали выяснить достоверно.
Остальные... погибли, нет ли? Я уже говорил, что работал в Енисейске, оттуда и арестовали. А наши вроде в этот город направлялись. Но следов там никаких не нашёл. Может, кого судьба на чужбину закинула, может, погибли. Не знаю.
Константин рассказывал, и вдруг почудилось ему, будто знакомым запахом из детства пахнуло.
- Въехали в Юксеево, оказалось мать знакома с этой местностью, потому что правила точно к дому кузнеца. И не ошиблась. Подъехали, у ворот остановились, мать и стукнуть не успела, как ворота открылись, вышел крупный черноволосый мужик, мать как пушинку на руки подхватил, мне кивнул: "Заводи коня".
Жил он в доме один. Сам со всем справлялся. В тот же вечер баню натопил.
- Ты, сынок, ничего не бойся. У меня вас никто не тронет. - И давай меня веником охаживать, да приговаривать: " Баня парит, баня правит".
Потом сели ужинать, он глянул на мать и спрашивает, знаю я или нет? Чего, думаю, знать я должен такого особого? А мать вздохнула:
- Костенька, отец это твой... вот нас приютил. Не оставил в беде.
- Ну что ты говоришь такое? Это теперь и ваш дом, а не приют! Чтоб слов таких не слышал! - видно было, что рассердился сильно. Потом повернулся ко мне:
- Не пришёлся я ко двору твоему деду, вот и вышло, что рос без меня. Да судьба по-иному распорядилась. - Константин опять замолчал, показалось ему, будто услышал отцовский голос.
В комнату вошла Евдокия:
- Накурили-то! Хоть топор вещай, - негромко попеняла и присела на край кровати. - Костя, людям утром на работу...
-Ну, что? Остальное в другой раз. Отбой, мужики!
В окно смотрел месяц. Вперемешку с небесными, только ближе, мерцали звёздочки сварки на будущей заводской трубе, тихонько вздыхала Евдокия, претворяясь спящей, видно тоже душу разбередила воспоминаниями. Константин закрыл глаза, но сон не приходил.
Вдруг вспомнилось, как смотрел на отца во все глаза, и понять не мог, отчего дед, любимый дед, поладить с ним не мог, а ведь рядом так хорошо и покойно? Постепенно привыкать стал. Зима прошла, весна к концу подходила. Обнаружил как-то на стене дома гвозди в ряд набитые. "Зачем?" - спросил, а отец улыбнулся в усы:
- Собирайся, на берег Енисея пойдём.
-Чего на берег? Гвозди-то дома на стене?
-Увидишь.
А по дороге стал рассказывать, что гвозди эти для удочки.
-Удочкой рыбу ловят, гвозди-то тут причём?
-А притом, что прежде удочку надо изготовить, и уж потом на неё рыбачить. Пошли, будем талину выбирать на удочки.
-И мне тоже?
-А как же? Мужчина должен уметь семью прокормить.
Выбрали две длиннющих ветви, каждый свою через плечо положил, и понесли домой. Пришли, уселись на крыльцо, стали тоненькую кору с них обдирать. Потом положили их на те самые гвозди вдоль стены дома, и тоненькими полосками коры талины, из тех, что ободрали, привязали будущие удочки к гвоздям.
-Всё, теперь пусть сушатся, чтобы были прямые, да ровные. Надобно будет ещё остальную оснастку изготовить. А теперь в кузню пора. - И тут Константин точно сказать бы не мог, сон ли, явь ли, только увидел вдруг себя мальчишкой возле отцова дома, стоит, смотрит на стену, где будущие удочки сушатся, вдруг тень, глядь - отец, он и спрашивает:
- Уже вечер наступил, а до оснастки так дело и не дошло. Что же это, семью рыбой кормить не будем?
-Торопыжка. Удочкам просохнуть надо, а то будут гнуться и ломаться. - И так явственно представилась эта картина, что он даже запах отцовский, раскалённого железа и кузнечных мехов почувствовал.
Ждать пришлось почти две недели.
-Константин? Пора оснастку готовить.
Достал отец большущую катушку белых портняжных ниток, отмерил одну нить, чтобы длинной с удилище была, отрезал два раза по три, одинаковой длинны нити, чтобы на обе удочки по оснастке смастерить. Сложил каждую тройку вместе, связал по концам, сел на ступеньку крыльца, и давай по коленке нитки катать-сучить в тонкий жгут. Как тот жгут стал с коленки свисать, кивнул:
-Держи в натяг.
Насучит с полметра, вощиной натрёт до блеска, и дальше вьёт.
-Рыба ко всякому запаху чуткая. Вот только пчелиным воском - вощиной и можно пропитать оснастку, чтобы не мокла, не гнила и в воде не видна была. - Получились две тонких, почти прозрачных и очень прочных нити.
-Теперь крючок надо, - уверенно высказал отцу своё мнение.