- Хрен редьки не слаще, - пожал плечами Геннадий. - Всё одно на Калыме в забое.
- Ты бы видел тех, кто меня там, на Калыме гнобил! Глянь на меня - Бог силушкой не обидел, а то бы гнили мои косточки под деревянным крестом с табличкой-номером.
- Да не в том дело - враг ни враг. Но сам подумай, кто по доброй воле задарма на Север в мороз, в забой полезет? Прежде чем сказать: оставайся работать на Калыме, надо чтобы ты туда приехал. Вот ты бы добровольно поехал? - И Пётр с прищуром взглянул на Константина.
- Ну, знаешь, Енисейск тоже не южные берега. И потом, у меня семья, дети малые...
- А у других кто? Щенки? И каждый так. А тут обеспечил охранников жильем, жратвой, автоматами и прядок! Опять же, дальше вы их всем и обеспечивали.
- Служат что в конвое, что в охране - в большинстве отморозки! Откуда столько дерьма в России набралось? - Константин рассматривал папиросу так, будто она и была тем самым отморозком.
- В любом процессе жизнедеятельности есть продукты отхода. Вот такие "продукты" и пошли конвоирами в лагеря. А что мрут зэки... так новых поставят! Дёшево и сердито! - Пётр потряс начатую бутылку: - По граммульке?
- Да всё понимаю. Не дурак. Но я там был, я видел, какие люди гибли! А могли бы жить!
- После драки все мастаки кулаками махать. А тогда, немец прёт... что делать? Только туже гайки закручивать, да пояса затягивать! - рассудил Геннадий.
- Немец попёр в каком году? А меня за хрен собачий загодя посадили!
- Так. Хватит! Одно дело детей растерянных во время войны искать, а другое... У меня за спиной тоже не щенята, - приподнялся Геннадий. - Давай Петя, чтоб всё у нас хорошо было!
- Давай. За нас, за победу, за Родину, за Сталина!
- Петя? Ты что нас... за кого принимаешь?!
- За победителей. За Сталина - нравится он нам или нет! За генералиссимуса Победы! Это невеста должна нравиться, её надо любить, а генералу войну выигравшему, воинская почесть положена!
- Мужики, ну, как-то не по себе. Чувство такое, будто у стен уши есть. - Геннадий махом выпил стопку, обхватил обеими руками голову. А Пётр продолжил:
- Я тоже мог бы жить побогаче и есть повкуснее. Вот потому и не хотел, чтобы мать в воспоминания ударялась. Ходит потом, как в воду опущенная, а я и вижу всё, и понимаю, а изменить ничего не могу! А теперь, честно говоря, не знаю - хочу ли? Дедов дом, конечно жалко, но посмотри - какие заводы поднимаются?!
- А с чего ты, Пётр, взял, что при прежней власти тут бы так тайга и стояла? Может заводы бы уже давно работали? И не на костях людских строились, - мельком глянул на Геннадия, - ладно, ладно! - Повернулся опять к Петру: - Ты только подумай, Пёр, ведь вместо того, чтобы друг другу морду бить, могли бы жизнь свою благоустраивать!
- По-другому как-то надо было решать, - кашлянул в кулак и тут же притих Геннадий.
- Вот тут ты прав. Зря революцию подняли. До седых волос дожил, а не понял: то ли мы подняли, то ли нас на это дело подняли? Наступили умеючи на любимый мозоль, вот мы и взвились не подумавши. Не понимаю, кому от этого выгода? Уж только ни нам. Какому хозяину выгодно собственный дом разворотить и жить в разрухе? Плох, покосился? Перестроить, но не посылать самого себя с протянутой рукой по миру. А то: хозяева, то есть мы - по миру, а пришлый люд давай тащить всё что можно и нельзя.
- Ну, потерявши голову, по волосам не плачут. А морду мы не только друг другу били, ещё и фашистам начистили. И будь у власти кто послабее - подумайте, вон ребятню дома угомонить попробуй, а тут ... Конечно, гайки до живой крови закрутили. Но ведь в охране на Северах не Сталин стоял, а обычные люди. Только сам, Константин, говоришь, дерьмовые. Вот и думаю, только ли голова виновата? Теперь Сталина нет, вроде полегчало, но увидел ночью воронок и признаюсь, ёкнуло сердце. И вот говорим каждый о себе, и только правду, а Геннадий опасается. Чего? Вот так-то. - Пётр покрутил в руках пачку папирос, рассматривая её и так и этак: - А что власть поменялась, так со школы помню: рабовладельческий строй, капиталистический, значит, время так повернулось, что пришла пора другого строя. Думаю, этого не избежать было.
- Вроде полегчало?! Навроде Володи, под вид Кузьмича! Повернулось? Ну да, повернулось! Только ко мне всё больше задницей! Где воинской госпиталь у вас в городе знаешь? Тот, что на левом берегу возле парка, в самом центре города?
- Это бывший монастырь. Из красного кирпича выстроен, - уточнил Геннадий.
- Знаю, даже как-то бывать приходилось, - кивнул Петро. - Лечился ты там, что ли?
Константин потушил папироску, уткнув в пепельницу, вылез из-за стола, подошёл к окну, вдохнул полной грудью не поворачиваясь, ответил:
- Нет. Там, напротив, чуть наискосок стоит двухэтажный дом, справа и слева каменной, ну, противопожарной стеной от соседей отделённый - это дом моего деда, дом Буденковых. Если найдёшь где в библиотеке старую карту города - не поленись, глянь, дом так и помечен.
- Особняком стоит, в коммуналку не превратили, - Геннадий потёр ладонью лоб, - с чего бы?
- Вот и я о том же. С чего бы, у деда отобрали, а "народу" - усмехнулся Константин, - не отдали? А с того, что стоит в самом центре теперешнем, вот кому-то и приглянулся.
- Так там, рядом ещё дома есть - их отдали под коммуналки, - кивнул Пётр через плечо, будто этот дом за спиной.
-Ну, всё не загребёшь. Могут "грабельки" пообломать. Власть хоть народная, хоть благородная от людей, которые её в руках держат, зависит. К каждому надсмотрщика не приставишь. А как сказала Анастасия Петровна, что имела её семья в прошлом большой дом, а жить ей пришлось в маленьком домишке... Понял я, что и вас лихо не обошло - потрогал бок эмалированного чайника: - Ген, сходи, поставь чаёк. Не тревожь женщин, сами обойдёмся, - Константин замолчал. Геннадий подождал - не скажет ли ещё чего? Вышел, но следом же вернулся, не желая пропустить хоть что-то из этого рассказа. Потому что хоть и многое знал про родственников, но ещё больше вопросов имел, а вот выспросить не решался.
-Чайник у Петровны на печке ещё остыть не успел. Вот, - и разлил кипяток по чашкам.
Какое-то время, молча, отхлёбывали густо заваренный чай.
-Дом, да ещё в центре города? Наверное, золотом заправлял дед?
-Нет, - усмехнулся в усы Константин, - сладкой продукцией: пряники, тарталетки, карамельки... Фабрику имел и свой магазинчик при ней. Выпускали столько, что ещё и в другие города отправляли. Мал я тогда был, но помню, вдруг тревожно в доме стало. На тот момент господа-товарищи, которые революцию затеяли, до наших краёв добрались. Дед рассказывал, что в театре на сцене вместо спектаклей кто-то заседает. Потом пришёл да и говорит, что в городе многих его знакомых, особенно из чиновников, арестовали. Власть сменилась. Мол, на фабрике никто на работу не выходит который день. Столько товара пропало! Что тут рассказывать? Сами понимаете. Отобрали фабрику. Ну, дед не из робкого десятка был. Видать упёрся рогом в землю. Кому же своё заработанное за здорово живёшь отдавать хочется? Что уж там у него вышло, только в доме суета поднялась. Собрали, связали узлы, погрузились на телеги и отправиться в места, откуда дед родом, в Енисейск то есть. Теперь думаю, дед ареста опасался.