Я уже начал скептически думать: орать-то все мастера, а что сам-то умеешь? Как бы прочитав мои мысли, Маэда вытащил на середину зала здоровяка Оду и показал на нем пару комбинаций для свободного поединка – кумитэ. Мой скепсис в момент улетучился. Оказалось, что Маэда в то время носил титул чемпиона мира и неоднократного победителя всеяпонских чемпионатов по стилю «Вадо-рю». У него был свой спортзал – в десяти минутах езды на поезде от университета. Ода и Ёсукэ, которым довелось там побывать, рассказывали, что у Маэды не тренировки, а сущий ад. По окончании тренировки ко мне подошел Ёсукэ.
– Ну как, устал? – спросил он.
– Еще как! Ноги не двигаются!
– Это что! Скоро гассюку – вот где будет тяжко!
– А что это – гассюку? И как скоро?
– Ну, это тренировки – их много – в течение всего дня. А будут в конце марта – всю неделю во время весенних каникул. Да, кстати, вот уже и расписание есть. Держи.
И Ёсукэ протянул мне листок. На нем было написано, что гассюку (по смысловому значению иероглифов я понял, что это дословно «совместное проживание», или «сборы») пройдут с 27 марта по 2 апреля включительно, и на каждый день запланировано по три тренировки.
Место проведения – университет «Токай».
Жить предстояло в отдельном двухэтажном корпусе, расположенном на противоположной от моего общежития стороне кампуса, сразу за воротами. «Так, надо отпрашиваться у отца-руководителя! А ведь может не отпустить – пусть рядом, но без надзора на целую неделю!» – подумал я. А Ёсукэ сказал: «Да! Жаль, что в этот раз гассюку в университете! Обычно мы едем к океану!»
«Э! – подумал я. – Да мне еще, оказывается, повезло! Кто бы меня отпустил одного на неделю? С посольством, наверно, стал бы наш руководитель согласовывать. А у них там ответ известный: „Нельзя! Коварный враг не дремлет! Вас сюда учиться направили, а не каратэ заниматься!“
Но наш руководитель на удивление легко отпустил меня на неделю, уточнив только месторасположение корпуса, в котором я буду находиться.
26 марта вечером я собрал нехитрые пожитки в сумку, в том числе доги, спортивный костюм и кроссовки, прихватил несколько аудиокассет с последними хитами и выдвинулся на гассюку. В клубе каратэ считалось модным передвигаться по кампусу медленно, чинно, с отрешенным взглядом, даже шустрый Ёсукэ взял на вооружение эту манеру, и за спиной раздавалось благоговейное перешептывание: «Это каратист!» Но я никак не мог понять прелестей такого чинного перемещения в пространстве, поэтому пересек территорию кампуса своей обычной быстрой, слегка подпрыгивающей походкой.
Подойдя к искомому корпусу, я притормозил, ища глазами вход, и тут из окна второго этажа раздался голос Ёсукэ: «Маарэрий! Поднимайся! Наша комната здесь!»
Корпус отдаленно напоминал общежитие, из которого я пять минут назад вышел. На первом этаже находились фуро, туалет, а в коридоре стояла доска для объявлений, где уже красовалось расписание нашего гассюку. Комната оказалась небольшой – метров двенадцать, а жить мы должны были ввосьмером. Матрацы уже лежали на полу – в два ряда по четыре, практически закрывая собой всю площадь татами. Подушки лежали таким образом, что спать предстояло голова к голове, почти доставая ногами стены. В углу у окна оставалось немного места, куда Ёсукэ поставил маленький магнитофон. Я занял матрац посередине.
– Ёсукэ! Я принес несколько кассет с хитами! – сказал я.
– О! Давай!
Ёсукэ равнодушно слушал кассету. Подошли остальные, расселись на матрацы. В это время заиграла композиция «I love corrida» – вовсе не хит сезона, странным образом записанная в конце кассеты. Японцы вдруг оживились, стали на все лады подпевать: «Аи рабу корридаа!» Только песня закончилась, все стали просить Ёсукэ поставить ее сначала. Потом еще и еще. И так случилось, что всю неделю в свободное время японцы включали только эту композицию.