Страсть побледнела, захлопнула рот, не в силах выдавить хоть ползвука, и наконец обернулась к Графу в ожидании помощи. Видно, забыла, что тому не нравились её речи.
— Я для них игрушка, да?
— Что? — Музыкант оторвался от разрисовывания партитуры, поднимая голову. Аллен сидел по ту сторону, спиной прижимаясь к холодной и потусторонней поверхности стекла.
— Я. Для Семьи Ноя.
— А что, похоже?
— Лулу так сказала об этом.
— Пфф... Аллен... я не знаю, кто такая Лулу…
— Страсть, и я уже говорил о ней!
— А я забываю имена.
Оба замолчали. Тишина нервировала. Здесь не могло быть так тихо, но Музыкант уже некоторое время как погрузился в изучение бумаг, не думая брать в руки что-то музыкальное.
— Что ты делаешь вообще?
— Сочиняю.
— Песню? И вот так без инструмента, в тишине? — не понял Аллен.
— Музыка играет в моей голове, — Неа обвёл двумя пальцами небольшой круг у виска. — Мне этого хватает. Я не могу позволить кому-либо услышать незаконченное произведение, это моё правило.
— И, пока я здесь, ты не сможешь играть и сочинять как следует?
— О Граф, что не так с этим ребёнком сегодня? — закатил глаза Музыкант, выбрасывая бумагу на пол и решительно поднимаясь. — Ты! Давай объясняй, с чего ты стал слушать эту ленивую кошку, когда она говорит полный бред? Другие Нои были с ней согласны?
— Нет. Но они могли так среагировать и специально, — буркнул мальчик, обхватывая колени руками.
— Специально? С какой целью?
— Чтобы я решил, что я им…. — Аллен запнулся, широко распахнутыми газами глядя перед собой, не в силах подобрать нужных слов.
— Семья Ноя считает слишком хлопотным лгать внутри Семьи, Аллен. И глупым. Это их территория, их дом. Ложь там совершенно лишняя. Тем более столь странная. Успокойся и прими как данность: за редким исключением членам Семьи ты нравишься. И ты им дорог. Странно, неужели отсюда, из снов, что даже не имеют соединения с былью, я вижу это лучше тебя?
— Лулу ругалась не только на меня.
— Ну, вот видишь!
— На Ману и кого-то ещё. Роад очень разозлилась, когда их упомянули. И даже Шерил, но он-то из-за Роад, наверное, — Аллен фыркнул, наконец-то оживая. Чего он так разнервничался из-за ерунды? Было бы о чём переживать! И соответственно он совершенно не заметил, как нервно выронил Музыкант из рук карандаш и, опустив голову, крепко обхватил её руками.
Но Аллен продолжал сидеть спиной к стеклу и ничего этого не видел.
— У Ноев очень много секретов от меня. Почему они мне не говорят?
— Спроси их об этом сам, — сипло предложил Музыкант.
Аллен нахмурился, но не обернулся.
— Я спрашивал. Графа. Он тогда странно себя вёл. Молчал сначала, молчал. А потом сказал, что я вряд ли смогу принять всё сразу, представляешь? Я думаю, он имел в виду, что я маленький ещё, но сказал это другими словами. Специально.
— Вот хитрец, — мрачно усмехнулся Музыкант.
— Да. Но он звучал серьёзно, сказал, я не всё смогу понять сейчас и принять. Что он опасается, что я не приму что-то об их Семье.
— Там есть много чего, что можно не принять у Семьи Ноя, — отметил Музыкант.
— Да я понял уже. И об этих акума. И ещё по мелочам. Если Граф боится, что я не приму их, хочет, чтобы я принял? Значит…
— Да, это значит, что он заботится о тебе. И ты ему дорог. Аллен, я знаю, за своё детство ты привык считать, будто ничего не стоишь и можешь вызывать лишь отвращение, но тебя сложно не любить на самом деле.
— Конечно, — Аллен ему совершенно не верил.
— Да что ты будешь делать? — всплеснул руками Музыкант, начиная нервно прохаживаться по собственным заметкам, усеявшим весь пол комнаты за стеклом. — Если бы они не заботились о тебе, если бы не любили тебя, если бы желали зла или замыслили что-то дурное, поверь, я уже узнал бы это и уж точно не оставался бы здесь! Давай, Аллен, я люблю тебя! Я дорожу тобой! Я оберегаю тебя! Почему же они не могут заботиться о тебе? Тебя действительно сложно не любить, когда твоя голова не забита глупым мусором о проклятиях и прочим безумством.
— Ты говоришь так только потому, что живёшь у меня в мозгах!!
Музыкант подавился воздухом, наблюдая за самодовольной ухмылкой наконец-то обернувшегося мальчика.
— Я не живу у тебя в голове!
— Конечно. Я вообще не думаю, что ты настоящий.
— Что? Я настоящий!!
— Докажи мне это!!
— Аррр, но я не могу сейчас…
— Значит, ты моё психическое расстройство!
— Аллен!
— Точно, и, конечно, ты скажешь мне, что угодно!
— Аллен!
— То, что я хочу!
— Паршивец!
Может быть, Семья Ноя и впрямь заботилась о нём и это не было игрой. Они были его семьей, его воспитателями, его примером для подражания и его друзьями... Они были. Да. А вот лошади определённо не были друзьями Аллена, в этом он убедился всего через несколько дней после того памятного скандала и разговора с Неа. Поначалу некоторые Нои после того происшествия даже вели себя с ним осторожнее, чем обычно, пытаясь прощупать почву, и это было неудобно. Аллен чувствовал себя почти так же неловко, как в первые дни проживания с Графом. И Уолкер именно сегодня понял, что теперь всё наконец-то вернулось на свои места.
Ему должно было нравиться это.
Но ему не нравились лошади.
Аллен любил собак всех пород и мастей, несмотря на то, что далеко не одна псина успела за его бродячую жизнь его облаять или загнать, словно драную кошку, на дерево. Аллен любил кошек, странных, независимых, ласковых или своенравных.
Аллен определённо не любил лошадей.
— И, кажется, это взаимно, — пробормотал мальчик себе под нос. Гордый, чёрный скакун, на котором только что каталась Роад, смотрел на мальчика недоверчиво, фыркал, прял ушами и выглядел подозрительно разумным.
Разумным для обычного коня.
— Почему он смотрел на мою руку? — громко спросил Уолкер, и конь, вскинув голову, вновь фыркнул, будто насмехаясь над ним.
— Не говори глупостей, Аллен. Ты не умеешь вообще на них ездить? — уточнил сидящий рядом на поручнях невысокого мостика Дебитто, как обычно одетый совершенно антиобщественным образом — в плащ с меховым воротником поверх маечки.. Майка, как успел выяснить Аллен, была не то счастливая, не то единственная в своём роде, потому что остальные лютый Шерил выбросил. Потому Дебитто эту с себя не стаскивал, опасаясь оставлять без присмотра. Плащ же был тонким, легко пропускающим и малейшее дуновение ветра, как раз для жары.
Благо, майская жара в июне немного спала. Но Аллен хотел бы одеваться так же легко, другое дело, что одежда подобного покроя и типа буквально приковывала к Узам взгляды и чужое внимание. Без этого Аллен вполне мог и обойтись.
Внимание – это последнее, чего он желал для себя.
— Ей не нравится моя рука. Могу я уйти сейчас? — жалобно проскулил Аллен.
— Во-первых, ему. Это самец как бы. Конь. Жеребец. Продолжать эту линию, впрочем, не будем. — Дебитто потянулся, открывая вид на поблёскивающий в лучах солнца, прикреплённый с внутренней стороны плаща пистолет. Без оружия Узы никуда не ходили. — И к тому же Шерил заявил, что до тех пор…
— Пока его пытки не похожи на пытки, Граф ему выговора не сделает, — Аллен вновь обернулся и обнаружил «жеребца», вставшего к нему задницей, помахивая хвостом всего в паре сантиметров от носа мальчика.
Уолкер предпочёл отступить подальше, не обращая внимания на смех Дебитто. Этот конь ему не нравился. Как и все остальные. Аллена пытались заставить залезть уже на пятерых, но в итоге подросток лишь отбил себе копчик и окончательно потерял веру в благородство скакунов.
— Упивайся тем, что ты не один такой неудачник, — словно из воздуха возник Джасдеро. Его распущенные волосы уже успели сегодня стать причиной пары небольших скандальчиков. Очевидно, некоторые лошади полагали, что это… сено, быть может? Когда Тики предположил подобное, он попал под неудержимую волну гнева блондинчика, что никак не мог успокоиться после столь унизительного сравнения.