Слишком много у нас было «зеленой» молодежи (Томас, который заменил в защите Сезара, впервые всю игру находился в полузащите), и хотя футболисты ушли на перерыв при счете 0:0, в самом начале второго тайма Аллену все-таки удалось поразить ворота; вскоре подбили Николаса, и вместо него вышел новичок Ян Эллисон, вряд ли способный спасти матч, – это был конец.
Пару рядов передо мной занимали пожилые мужчины и женщины с одеялами на коленях и поблескивающими фляжками с супом, и вдруг они запели ирландскую песню – ни разу не звучавшую на северной стороне, – которую болельщики старшего поколения всегда исполняли на трибунах в большие дни, и их поддержали все, кто помнил слова («И вот он встал и запел, он встал и запел, он встал и запел…»). Ну что ж, подумал я, конец хоть горький и удручающий, зато я буду вспоминать этот момент с теплотой; и тут Эллисон, неуверенно лавируя, прошел по левому краю и, сделав обманный финт, сбил с толку Клеменса, а потом, как-то виновато, пробил в ближний угол ворот. Последовал настоящий взрыв облегчения и неистовой радости, а «Тоттенхэм» развалился, как в воскресенье. В следующие две минуты Хейес перехватил неудачный пас назад и попал сбоку в сетку, Томас с небрежностью, которую мы потом полюбили и возненавидели, пронырнул вдоль боковой и ударил рядом со штангой. Видеозапись сохранила напряжение тех минут: когда Андерсон бежал вбрасывать из-за боковой, болельщиков «Арсенала» буквально колотило от возбуждения. Но этим не ограничилось: на табло уже значилась девяностая минута, когда Рокки остановил грудью поперечную передачу, обработал мяч и пробил мимо Клеменса в сетку; буквально тут же раздался финальный свисток судьи, ряды болельщиков смешались, исчезли и превратились в одну содрогающуюся исступленную человеческую массу.
Это был третий или четвертый в моей жизни футбольный эпизод, вызвавший у меня такую горячку, что я позабыл, где нахожусь и что делаю, и на несколько мгновений потерял ощущение реальности. Я почувствовал, как какой-то старик обхватил меня за шею и не отпускал, а когда начал приходить в себя, понял, что стадион пуст за исключением нескольких болельщиков «Тоттенхэма», которые смотрели на нас, не в состоянии от горя и потрясения двинуться с места (мысленно я вижу их белые лица, хотя мы стояли так далеко, что не могли различить оттенка их отчаяния), а внизу ликовали на поле игроки «Арсенала», не меньше нас обрадованные и, наверное, ошарашенные своей победой.
Мы оставались на стадионе после финального свистка минут двадцать, потом повопили на улице и закатились в таверну «Арсенала», где нас заперли после закрытия, чтобы мы могли посмотреть повтор игры на большом экране, и в тот вечер я напился.
Депрессия, от которой я мучился большую часть восьмидесятых, стала постепенно отпускать меня, и через месяц я почувствовал себя лучше. Но мне этого было мало, хотелось, чтобы чудодейственное лекарство простимулировало бы что-нибудь еще: любовь с порядочной женщиной, крохотный литературный триумф или трансцендентное прозрение, вроде того, когда ты выходишь из комы и начинаешь понимать, что жизнь благословенна и жить стоит – одним словом, что-то достойное, настоящее и значимое. Мне неудобно признаваться, что моя подавленность прошла благодаря победе «Арсенала» над «Сперз» в финале розыгрыша Литтлвудского кубка (куда бы еще ни шло, если бы это был Кубок Футбольной ассоциации, но Литтлвудский!), и я часто пытался понять, почему так получилось. Эта победа очень много значила для болельщиков «Арсенала»: семь лет команда даже близко не подходила к полуфиналу, и мы начинали подозревать, что спад продлится вечно.