Я получил нужные мне медицинские направления, не предъявив даже сезонного билета.
Прошел пешком из Хэмпстеда по Бейкер-стрит, с Бейкер-стрит на Кингз-Кросс, с Кингз-Кросс на Севен-Систерз, а остаток пути по Тоттенхэм-Хай-роуд проделал на автобусе; начиная с Бейкер-стрит, возвращение от психиатра превратилось в поход на стадион, я почувствовал себя не таким одиноким, и мое существование обрело какой-то смысл (хотя потом мне снова стало хуже, но это уже было предматчевое состояние: при мысли, что предстоит пережить, под ложечкой засосало и во всем теле появилась слабость); я перестал задумываться над тем, откуда и куда направляюсь, поняв, что вернулся на главный путь. Сработал стадный инстинкт; меня радовало, что в толпе теряется индивидуальность. И тогда я вдруг осознал, что никогда не смогу объяснить и даже точно вспомнить, с чего начался тот вечер, и еще я понял, что в каком-то смысле футбол не слишком удачная метафора реальной жизни.
Я ненавижу игры между «Арсеналом» и «Тоттенхэмом», особенно на поле противника, где наши болельщики проявляют себя с самой худшей стороны, а теперь и вовсе перестал ходить на «Уайт-Харт-лейн». Несколько лет назад человек за моей спиной громко выкрикнул: «Чтоб твоя жена умерла от рака, Роберте!» А в сентябре 1987-го, перед вынужденной отставкой тренера «Тоттенхэма» Дэвида Плита и сразу после серии непотребных россказней о его личной жизни в бульварных газетенках, я сидел среди нескольких тысяч фанатов, которые скандировали: «Озабоченный! Озабоченный! ПОВЕСИТЬ ЕГО! ПОВЕСИТЬ ЕГО! ПОВЕСИТЬ ЕГО!», и, согласитесь, вполне закономерно ощущал, что обладаю слишком утонченной душой для подобных развлечений. В воздух весело взлетали надувные куклы, а болельщики «Арсенала» взирали на ими же устроенное представление сквозь потешные очки, которые в тот день были обязательным атрибутом истинного фана «канониров», что, как вы понимаете, не очень способствовало высвобождению действительно душевных эмоций. В 1989-м, когда «Сперз» впервые за четыре года победил «Арсенал» на «Уайт-Харт-лейн», после финального свистка на нашей трибуне началось нечто ужасное и невообразимое – вплоть до того, что не осталось ни одного целого сиденья. Это стало последней каплей – я решил, что с меня довольно. Слышались антисемитские выкрики, хотя евреев среди фанов «Арсенала» было не меньше, чем среди болельщиков «Тоттенхэма». Все это становилось нетерпимым, а в последнее время антагонизм между двумя группами фанатов пропитался непростительной ненавистью.
Кубковые соревнования – иное дело. Болельщики старшего поколения, которые ненавидят «Тоттенхэм», но не с такой бессмысленно исступленной яростью, как двадцати– и тридцатилетние, обладая сезонными билетами, считают это достаточным основанием, чтобы пуститься в путь, и своей массой разбавляют концентрацию желчи. Кстати, и результаты, и сама игра в кубковых матчах значат гораздо больше, чем в соревнованиях в рамках Лиги, где «Арсенал» и «Сперз» на протяжении двадцати или тридцати лет барахтаются в середине таблицы, отчего усиливается агрессивность болельщиков. Но как ни парадоксально, во время ответственных игр персоналия противника отходит на второй план.
По крайней мере не страдает чувствительность среднего класса, и, на моей памяти, никто ни разу не кричал «Озабоченный!» или что-то подобное. Игра получилась быстрой и богатой событиями, как и в прошлое воскресенье. Весь первый тайм мы наблюдали, как прямо перед нами Клайв Аллен прорывался к незащищенным воротам, и с каждым новым его прорывом я все сильнее тревожился за «Арсенал».