Из подобных мне приходят на ум Фихтенгольц, Канторович… наш современник Кремер.
Денис Артемьевич Владимиров еще в 1969 году (когда издание своих сочинений требовало не денег, а ума) выпустил монографию под названием «Булевы алгебры».
(Эта книга, доступная сейчас в Интернете, имелась в маминой библиотеке.)
Не буду говорить, кем был тот самый Буль (его имя обезличенно звучит в информатике) и какие алгебры (типы множеств с определенными свойствами элементов) он ввел в рассмотрение. Скажу лишь, что книга доцента Владимирова является учебником, хоть и весьма специализированным.
Выше я упомянул ряд профессоров. Денис Артемьевич был только доцентом, даже не пытался защитить докторскую диссертацию. Хотя по своему интеллектуальному уровню в сравнении с «профессорами» 21-го века он был действительным членом всех Академий мира.
(Сам я профессором бывал, даже целых 15 минут.
Когда заведующий кафедрой «ВЭГУ» – уфимской шарашкиной «академии», где мне пришлось поработать, вывесил на дверь список сотрудников, неправильно указав титулы.)
Почему он не стал писать докторскую, имея задатки?
Об этом попытаюсь сказать в следующих главах.
Здесь отмечу парадоксальность личности своего героя: он был, пожалуй, самым русским человеком из всех известных мне евреев.
Именно русским евреем, имея черты обеих великих наций.
Еврейство его – с годами проявлявшееся сильнее – выражалось в качествах, которые видел Ремарк, вкладывая в уста своих героев слова о том, что «еврей рождается старым».
Денис Артемьевич в молодости был красив, как Ростислав Плятт; я видел его на маминых, ныне утерянных фотографиях. Но и на них он выглядел слегка уставшим от жизни.
Когда я познакомился с ним, он был старым и по образу поведения.
Несмотря на непрерывные заботы жены Валентины Борисовны (его бывшей студентки, имевшей внешность актрисы Евгении Дмитриевой из фильма «Заза»), ходил всегда черт те в чем.
Однажды зимой мы с мамой встретили Дениса Артемьевича на улице. Впервые увидев старого друга в новые времена одетым по холодному сезону, она пришла в ужас:
– Боже мой! Денис! Что у тебя на голове?!
– Это шапка,
– спокойно ответил доцент Владимиров так, будто кто-то мог предположить, что на голову он надел валенок.
И улыбнулся своей привычной улыбкой, точь-в-точь такой, как на обложке:
– Она называлась «гоголь», мне не нравилась. Я ее перешил.
Мама молчала; даже мой великий дед (вырезавший для удобства языки у новых кожаных ботинок) не поднимался до высот превращения классической шапки в нечто среднее между феской из каракуля и прошлогодним вороньим гнездом.
-…Вот и Ляля ругается – говорит, я не знаю на кого похож. А мне так удобно, понимаешь?
Этот довод был главным.
Стиль поведения Дениса Владимировича являлся не эпатажем, а оптимальным образом жизни.
На работе он часто появлялся в какой-нибудь уютной вязаной кофте на пуговицах – ума не приложу, как фотограф сумел уловить Дениса Артемьевича в костюме. Из аудитории выходил в таком виде, будто не читал лекцию о знакопеременных числовых рядах, а работал на фабрике, прессующей мел из порошка; даже нос его бывал белым.
(Попутно отмечу, в своей шапке доцент Владимиров напоминал автора «Исповеди» (по портрету из Шотландской национальной галереи, в меховом горшке на умной голове) – даром что Руссо звали Иваном Яковлевичем, а Денисом был другой мыслитель, Дидерот.)
Говорил он, мягко картавя и не заботясь, всё ли понимают слушатели.
Любил вздохнуть и посетовать, ненавязчиво побрюзжать, в поздние годы – лечиться от болезней, какие были и каких не было.
Конец ознакомительного фрагмента.