Спутница кивнула отрешенно; ее мысли были заняты чем-то другим.
Впрочем, на борту приговоренного самолета наверняка каждый думал о своем.
Пенсионерка больно толкнула меня локтем в спину.
Глядя в глаза соседке, я сказал то, о чем размышлял сам:
– Что бы там ни случилось, я не хочу, чтобы моя жена мучилась в неведении три часа.
– Три часа?..
Она поднесла к лицу белые пальцы.
– Мы будем садиться три часа?!
– Если не четыре. Вы что, не слышали объявление?
– Я слушала, но не слышала.
– Садиться мы будем как обычно, максимум двадцать минут, с учетом всех разворотов, выхода на прямую и спуска. Но до того будем стоять над Казанью и вырабатывать горючее.
– Стоять?
Слева пропищали сигналы уходящих СМС, сразу нескольких подряд. Бывшая учительница не относилась к разряду людей, щадящих близких.
– Ну, так просто говорится. Самолет не машина, он в воздухе стоять не может…
Салон слегка накренился; пологим правым разворотом наш «Боинг» ложился на новый курс.
–…На самом деле мы будем кружиться, то есть ходить по квадрату, пока не сожжем лишний керосин.
Женщина слушала безучастно.
– Мы взлетели с полными баками, в воздухе провели не больше получаса. Садиться с таким количеством топлива нельзя, слить невозможно, его придется использовать. Для этого потребуется такое же время, как и для полета до Турции. Может, немного меньше, потому что кружить мы будем медленно, а на таком режиме двигатели расходуют больше, чем на крейсерском. Потом самолет совершит посадку и мы с вами пойдем в буфет пить кофе.
Конец ознакомительного фрагмента.