– Расскажи все своим родным.
– Я сделаю это тотчас же, милорд. Позволите ли вы мне послать гонцов с этим известием?
– Ты волен использовать любые средства, которые сочтешь необходимыми, чтобы осуществить этот план.
– Питни, – позвала Саксан, когда ее брат собрался уходить. – Тебе лучше все рассказать Тильде, потому что та же мысль пришла в голову и ей. – Она с беспокойством взглянула на Ботолфа. – Я не уверена, что Тильда стала бы просить разрешения.
Питни кивнул:
– Я поговорю с ней. Ей еще вздумается самой известить Тину или Тьюсдей.
Когда Питни ушел, Ботолф подал Саксан еду и питье, которое принесли служанки, потом взглянул в окно, в задумчивости наблюдая за плывущими по темнеющему небу облаками и силясь разобраться в обуревающих его чувствах. Гнев и страх переплетались в нем с радостью и гордостью от того, что он скоро станет отцом. Прежде чем Ботолф снова подойдет к жене, он должен избавиться от первых и выразить ей только последние, он должен быть спокойным и уравновешенным. Саксан не сводила глаз с неподвижной спины Ботолфа. Она старалась есть, зная, что это нужно будущему ребенку, но пища застревала у нее в горле. Каждый кусок, который она с усилием заталкивала в себя, обжигал ей рот. С тихим стоном Саксан отодвинула тарелку и потянулась за ночной вазой, стоявшей под ее кроватью. Она едва успела наклониться над ней, как ее начало рвать.
От слабости у нее закружилась голова, и Саксан бы, наверное, упала, если бы не сильные руки Ботолфа, который бросился к ней и держал жену, пока её тошнило. С той самой минуты, как муж вошел в комнату, Саксан ждала каких-нибудь признаков того, что он не отвернулся от нее. Она не могла отделаться от страха, который Сэсил посеял в ее душе. Ботолф не проявлял отвращения к ней, но, за исключением короткой ласки, ни разу ее не обнял. Саксан точно не знала, чего ожидает, но хотела, чтобы Ботолф как-то облегчил ее страдания, а он этого не делал. Он такой сдержанный, такой спокойный, такой далекий, подумала она и зарыдала, закрыв лицо руками.
– Саксан… – Ботолф произнес ее имя, потрясенный и смущенный одновременно.
– Прости меня, я должна была убить этого человека, но только ранила его.
– Значит, на земле была кровь Сэсила?
Все еще не отрывая рук от лица, она заговорила сквозь рыдания:
– Да, я ударила его, но заколебалась. Он так похож на тебя, что у меня не хватило духу вонзить кинжал в его сердце. Это позволило ему привязать меня к дереву, и я стыжусь этого.
Ботолф крепко обнял жену.
– Милая, здесь нечего стыдиться. Он вынудил тебя терпеть его надругательства. Неужели ты думала, что я буду винить тебя за это?
– Он сказал, что ты отвернулся от Элис, когда он коснулся ее. – Саксан никак не могла справиться с рыданиями; он вынул платок и вытер ей слезы.
– Элис не привязывали к дереву и не затыкали рот кляпом. Ее платье не разрезали и ей не угрожали ножом. Элис купилась на лесть и улыбки. Она всегда была большая охотница до лести. Она была шлюхой, но я старался не замечать этого. Когда я застал ее с Сэсилом, то не мог больше не замечать правды. Тогда-то я и отвернулся от нее.
Саксан посмотрела ему в глаза, но не смогла определить их выражение: ей мешали слезы.
– Ты уверен?
– Конечно, уверен. – Он встал. – А ты, как я вижу, нет.
Ботолф начал раздеваться.
– Что ты делаешь?
– Раз слова на тебя не действуют, я собираюсь доказать тебе другим способом, что не отвернулся от тебя из-за того, что произошло.
Он улыбнулся, видя ее удивленно-недоверчивое лицо. Овладеть ею было первым, чего он захотел при виде следов ножа на ее теле, но граф подавил этот порыв: Саксан была слишком потрясена пережитым, и он чувствовал, что этим не успокоит ее.