А сколько раз она ездила в детские дома к сиротам, у нее есть два альбома только с этих домов. Она думала о том, что разве кто-то из заговорщиков собрал столько денег на помощь? Был в стольких местах, как она, где нуждались? Скорей всего, нет, а вот наказывают ее! Она же и планету защищала в целом! А муж, сколько он освободил стран от диктаторов! Сколько рабочих мест создал в стране! И, в отличии от некоторых других «соседей», в их стране не было запретов, люди могли покупать себе любые элементы роскоши!
Кто вам не давал жить нормальной жизнью?! За вас переживали, все для вас делали... И вот она, благодарность. Да, сколько добра не делай, никто не оценит. А могли бы полистать газеты и почитать, перед тем, как свои перевороты устраивать! После она вспомнила, как несколько раз ей пришлось подвергать свою жизнь опасности, спасая бедных. У нее были визиты в такие страны, что она с легкостью могла заразиться какой-то смертельной болезнью, но она поехала! А из них она никого там не видела! Она еще две недели проходила восстановление в клинике! А риск посетить такую страну и заболеть — велик! И теперь ее награда — помойная конура за забором! Осознав печальность этой картины, ее истерика усилилась.
В местном магазине образовался другой спектакль: очередь из десяти человек стояла уже час, на двери висела табличка «перерыв пять минут», до закрытия магазина оставалось меньше часа и означало это только одно — голод до завтрашнего вечера. Через дверь магазина просматривалась продавщица, она читала газету и что-то ела. Один мужчина не выдержал такой наглости. Они уставшие после тяжелого рабочего дня, и вместо отдыха толпой ждут одну женщину, точнее — ее позволения отдать ей деньги за ужаснейшие продукты. Он вышел из очереди, подошел к двери и стал тарабанить в нее с моралями о том, что тут вообще-то люди ждут, голодные, уставшие, а она в наглую их игнорирует.
Журнал был откинут в сторону, продавщица со злобным лицом направлялась к ним, открыв дверь, она рявкнула:
— По голове себе постучи! Че ломимся! Я что по-вашему не человек?! Перерыв у меня, понятно? Или мне тут сдохнуть за работой? Я по-твоему не устаю?! — и громко захлопнула дверь.
Толпа начала шепотом обсуждать, большинство уже винили выскочку из очереди: а вдруг из-за него сегодня уже и не откроют магазин? И они все останутся голодными по вине одного нетерпеливого человека.
Очередь росла, кто пришел недавно, спрашивали, почему закрыто, вся старая толпа тыкала пальцем на человека, чья вина была не обсуждаема. По итогу его выгнали из очереди…
Продавщица шла к двери, она остановилась перед дверью и пару секунд всматривалась в толпу, после щелкнула замком и повесила табличку «закрыто». Толпа начала шуметь, кто-то подбежал и начал стучать в окно, умоляя открыть, но ее это не брало, кто-то говорил, что нельзя так поступать, но в ответ продавщица кинула фразу:
— Ну так пойдите пожалуйтесь! — она кривлялась, как маленький противный ребенок.
Очередь знала виновника сегодняшнего голода, в скором времени они нашли его квартиру…
Уровень попыток самоубийств зашкаливал, каждый второй уже попробовал, но эти стены смогли покинуть лишь двое. Хоть врачи и боролись несколько часов за их жизни, ничего не вышло... Они стали свободны.
Том ехал на свой первый отчет по проделанной работе в парламент, целое слушание было выделено на освещение его работы. На нем не было его утонченного костюма, вместо него — серый затертый костюм времен института. Туфли: можно было подумать, что достались от прадеда, никакого золота, затертый до дыр дипломат... и старая древняя тарахтящая машина его отца.
Войдя в зал парламента, его встретили аплодисментами. Зал был полон, не было даже стоячих мест. Том вышел на трибуну и его ослепила волна вспышек фотокамер, он начал речь:
— Уважаемые дамы и господа! Спешу вам сообщить, что проект успешно стартовал. Концепция — рабочая. Процесс запущен, и мы надеемся, что в кратчайшие сроки добьемся результатов. План соблюдается, отклонений от графика нет. Весь персонал, включая меня, делает все возможное, чтобы быстрей вернуть этих людей обществу.
— Попрошу ваши вопросы? — зал залило криками, все журналисты тянули свои руки, снова волна вспышек. Том постучал по микрофону и добавил: — Уважаемые, прошу вас. Я целый день в вашем распоряжении, ни один вопрос не останется без ответа, но давайте как-то по очереди, в таком хаосе вы не получите всю информацию сполна, — и указал на одного крайнего журналиста слева: — Начнем с вас.
— Когда в лагерь пустят журналистов? Страна свободна, а к вам попасть невозможно!
— Замечательный вопрос. Я думаю, что это интересует и родственников пациентов. Потому постараюсь дать развернутый ответ. Поймите, наш центр — это не парламент, не здание суда и не отделение полиции. В нем нет служебных персон, за которыми нужно следить, у нас люди с душевными травмами. Мы, в свою очередь, прикладываем все усилия для их излечения. Но сейчас переломный момент в их жизни, они только начинают нам доверять и принимать помощь, любые посторонние люди или родственники могут нарушить их эмоциональное состояния и все наши труды пойдут насмарку. Нужно будет начинать все сначала, а это значит — держать их там намного дольше. Чем быстрее мы сможем оказать им помощь, тем быстрей они вернутся к своим родным и близким, — прошу следующий вопрос, я думаю, предыдущий мы закрыли и больше к нему не вернемся.
— Какие у них сейчас условия жизни? Вы говорили, что окунете их в мир рабочего класса, это так? — спросила девушка из местной газеты.
Том глотнул воды и ответил:
— Поймите, терапия — это не снег на голову. Тут нужно делать все аккуратно и постепенно. Пока что они еще живут «старой» жизнью, и по мере осознания своей вины и проступков мы обговариваем на сеансах, от чего они готовы отказаться. У нас есть очень прогрессивные пациенты, которые уже отказались от личного транспорта и жилья повышенного комфорта. Если человеку кардинально изменить обстановку в худшую сторону, он может просто сломаться и тогда наша помощь и ломаного гроша не будет стоить. Наша цель — реабилитировать этих граждан. Прошу дальше.
Еще одна девушка задала вопрос:
— Были ли попытки суицида?
Том снова сделал глоток воды:
— Мы очень трепетно относимся к своим пациентам и обязанностям, потому допустить суицид — это самый высокий уровень непрофессионализма. Сейчас у нас довольно дружественная атмосфера и мы следим за эмоциональным фоном каждого.
Далее Том ответил еще на десятки вопросов, а по окончанию отчета покинул зал под овации.
В лагере шла вторая неделя, более обреченные и несчастные лица стоило поискать, но их ждал праздник. Том собрал всех на площади и сообщил, что его методы перевоспитания хоть и жесткие, но действенные... Но если их такое не устраивает, его заместитель, который казался всем обитателям святым, может взять руководство в свои руки. Но решать должны они сами, что именно им нужно: быстрая и жесткая реабилитация под его руководством или более долгая и мягкая реабилитация под руководством его заместителя.