Пять тысяч глоток проревели военный клич Евралии: "Хо, хо, Веселунг!", и люди радостно разбежались по домам. Веселунг с Гиацинтой вошли во дворец.
- Теперь, отец, - сказала Гиацинта, после того как король переоделся и подкрепился, - ты должен мне все рассказать. Даже не верится, что все кончилось.
- Да, да, - ответил Веселунг, - все кончилось. Я думаю, с этой стороны нам больше ничего не угрожает.
- Скажи, король Бародии принес извинения?
- Он сделал больше - он отрекся.
- Почему?
- Потому что... - Веселунг вовремя спохватился. - Ну, потому что я собственноручно нанес ему смертельный удар.
- О, отец, как это жестоко!
- Не думаю, что он сильно пострадал, дорогая. Скорее это был удар по его чувствам. Смотри, что я тебе привез.
Он вынул из кармана маленький сверток.
- О, как интересно! Что это?
Король развернул пергаментную бумагу и извлек пару рыжих бакенбардов, аккуратно перевязанных голубой ленточкой.
- Отец!
Он взял в руки один из них и предъявил Гиацинте.
- Смотри, вот в это место угодила стрела Генри Малоноса. Между прочим, добавил он, - Генри женился и остался в Бародии. Удивительно, как после войны мысли человека принимают матримониальное направление. - Он выжидательно помолчал и покосился на дочь, но она все еще была поглощена бакенбардами.
- Что мне с ними делать? Не могу же я посадить их в саду.
- Я думаю, их можно прикрепить к флагштоку, как мы это сделали в Бародии.
- Мне кажется, это будет не очень-то благородным жестом теперь, когда бедняга умер.
Веселунг оглянулся, чтобы удостовериться, что в зале нет лишних ушей.
- Ты умеешь хранить тайны? - спросил он многозначительно.
- Конечно, - сказала Гиацинта, сразу же решив, что она поделится секретом только с Лионелем.
- Тогда слушай.
Он рассказал ей о тайной вылазке в неприятельский лагерь в палатку короля Бародии, о письме короля Бародии. Он рассказал все, что он говорил и делал и что делали и говорили все остальные, и его мальчишеское удовольствие было столь явно и столь невинно, что даже посторонний проникся бы к нему искренней симпатией.
А Гиацинте он казался самым милым из отцов и самым замечательным из королей.
Но мало-помалу дошла очередь и до того, о чем говорил Лионель.
- А теперь, - попросил Веселунг, - расскажи, что вы все тут поделывали без меня?
Он ждал, гадая, понимает ли Гиацинта, что "все" означает, в основном, графиню.
Гиацинта подвинула кресло и села рядом с ним.
- Отец, - сказала она, погладив его по руке, - у меня действительно есть новости.
- Ничего о гра... ничего серьезного, я надеюсь? - с тревогой проговорил Веселунг.
- Это довольно серьезно, но довольно мило. Отец, дорогой, ты не возражаешь, если я выйду замуж?
- Девочка моя, как же я могу возражать? Дай подумать, - ведь недавно ко мне обращались не то шесть, не то семь принцев. Я послал их пока совершать разные подвиги. Но, пожалуй, они уже должны были бы вернуться. Тебе о них ничего не известно?
- Нет, отец, - Гиацинта едва заметно улыбнулась.
- Ну, значит, им не повезло. Ничего страшного, дорогая, мы с легкостью раздобудем новых претендентов. На самом деле я совсем недавно об этом думал. Надо устроить небольшое состязание и сообщить о нем в соседние страны. Недостатка в кандидатах не будет. Интересно, этот семиголовый бык... Он, правда, староват, но на последнего принца его хватило. Мы могли бы...
- Мне не нужны никакие претенденты, - мягко возразила Гиацинта. - Один уже есть.
- Моя дорогая, вот это действительно сюрприз! Расскажи все по порядку. Какой подвиг он совершил?
Гиацинта знала, что без этого вопроса не обойдется. В наше время ее бы спросили: "Какой у него годовой доход?" Должен же мужчина как-то продемонстрировать, чего он стоит.
- Пока никакого. Он только что приехал.