В общем, это был провал года. А в довершении ко всему одна из мамочек прислонилась к стене, и Ленкина жвачка как клей-момент прилипла к красному дорогому платью. Аниматоры, конечно, не признались, что это еще один косяк с их стороны, но было такое чувство, что все догадывались. Заказчице хватило хладнокровия не устраивать скандал тут же, она просто поджала губы и кивнула им на прощание. Настины щеки пылали, Лена и Миша выглядели смущенными, запихивая костюмы в сумки, и все трое старались поскорее убраться с праздника.
– Ну что, в Академию кофе, или надо бы чего покрепче? – спросил Миша, запихивая в багажник сумки.
– Я – пас, – Настя покачала головой, – расслабиться все равно не выйдет.
– Настюха, да ладно тебе депрессовать! Вон Ленка вообще норм.
– Неудобненько вышло, – Ленка хлопала глазами. – Я что–то в ступоре была, их просто так много было, жалко детей.
Миша достал мобильник и усмехнулся.
– Нажаловалась уже, – он показал экран девушкам. Звонил директор.
– Да, – ответил Миша и отошел.
Настя вытащила свой телефон и увидела, что там уже был пропущенный от Марины. Что ж, она перезвонит.
– Да я тоже домой, – Ленка достала сигарету и закурила, – у меня романтик с парнем.
– Понятно, – ответила Настя, просто поддерживая беседу.
– Ты браслет потеряла? – неожиданно перевела тему Лена. – Сегодня без него.
Настя только махнула рукой, Ленка не настаивала на продолжении.
– Девочки, вас ждет горячий секс по телефону, – Миша вернулся, завел машину и сел за руль. – Давайте уже, – кивнул он на машину. – Предлагаю по пиву.
– Спасибо, Миш, в другой раз, – Ленка помахала рукой и пошла к своей Mazda.
– И ты, Брут? – смотрел он на Настю устало.
Девушка кивнула и села на пассажирское сиденье.
– Докинь до центра, если не сложно.
– Скукари, – Миша включил Грот, и машина тронулась.
Марина позвонила второй раз.
– Прикрути, – кивнула Настя на магнитолу.
Разговор был больше монологом звонящего. Настя лишь вставляла «Я знаю», «моя ошибка» и «извини». Оправдываться не было никакого желания.
Доехали довольно быстро. На часах еще не было семи, и Настя решила прогуляться по Мира. Иллюминация всегда поднимала настроение, арки над проезжей частью между столбами горели яркими красками, город становился немного волшебным. Настя прошла пару кварталов и решила зайти в кофейню. Она выбрала место, где было немноголюдно, и села около окна за небольшой столик. Латте и мини–пирожное устроились рядом. Она смотрела на прохожих, таких разных, спешащих домой и неторопливо прогуливающихся. У каждого внутри жила своя мечта, что–то заставляло их двигаться и ходить на работу, выполнять скучные домашние дела.
Настя откусила пирожное, и оно отозвалось шоколадным вкусом. Она тут же вспомнила девочку из Ленинграда и на секунду ей сделалось стыдно, будто она виновата в том, что имеет возможность жить в мирное время и наслаждаться едой. Простыми вещами, как ни крути, в 21 веке это обыденные вещи, зазывающие тебя со всех сторон, чтобы ты только их приобрел.
Девушка достала из сумки одну из тетрадей и открыла на нужном месте. Эта явно была первой по хронологии, судя по ее состоянию и датам внутри, Настя заглянула в обе перед чтением. Блокадная, как Настя ее назвала, была стандартной ученической тетрадью той эпохи с оттисками букв «для работ», «учени__», «класса» и пары пустых линеек. Бумага от времени деформировалась под действием влаги и пыли и пошла мелкой рябью, какая бывает на реке в ветреную погоду. Одной хозяйке известно, где побывал ее дневник за все эти годы, но было понятно, что воспоминаниями о том времени дорожили. Настя пока не понимала, почему записи хранили в тайнике и от кого. Она отхлебнула кофе и продолжила читать.
3 декабря 1941 года
Мама забрала нашего кота Мурзика, чтобы отнести его в приют. Она сказала, что там его будут кормить, обещали даже рыбу давать и молоко. Я немного поплакала, но поняла, что там ему будет лучше, потому что нам его кормить совершенно нечем. А вечером мама принесла мясо и сделала котлеты, они были такие вкусные. Жаль, что Мурзика отнесли в приют, я бы обязательно дала ему кусочек.
12 декабря 1941 год
Сегодня снова была бомбежка, мы пару раз спускались в подвал, но потом перестали. Мама сказала, что бессмысленно так тратить время. На улицах лежат мертвецы, их не успевают убирать.
24 декабря 1941 года
Хлеба по карточкам не дали. На хлебозаводе нет воды и электричества. Покойников везли на санках, они твердые и прямые как доски. Но никто не плакал, как тогда Мишина мама.
25 декабря 1941 года
Очень хочется есть. Хлеба нет. Мы с бабушкой и Ромкой почти целый день лежим в кровати и слушаем симфоническую музыку и стихи по радио. А из окна я видела две грузовые трехтонки с высокими бортами. Там было много-много ребят, они лежали друг на друге в черных шинелях и шапках, а руки и ноги торчали. Бабушка отогнала меня от окна, но я стала спрашивать, что это за ребята. И тогда она сказала, что это – подростки–ремесленники и заплакала.
26 декабря 1941 года
Наконец-то выдали хлеб. Он тяжелый и вязкий, половина муки, а остальное – бумага и еще что–то, я не знаю точно что. Кажется, ничего до этого вкуснее я еще не ела.
31 декабря 1941 года
Сегодня Старый год уходит. Мама говорит, что как Новый год встретишь, так его и проведешь. За окном война, а я не хочу, чтобы весь 1942 год пылал войной. Я бы хотела, чтобы ее не было, поэтому загадала желание. Интересно, сбудется или нет? А если сбудется, то когда?
4 января 1942 года.
Вот и наступил Новый 1942 год. Встретили его кружкой горячего еле подкрашенного чая, хлебом да малюсенькой баночкой повидла, которую мама приберегла для такого случая. Повидло такое сладкое и вкусное, его было очень приятно есть и представлять настоящий Новый год с мандаринами и подарками.
8 января 1942 года.
Я давно не видела Витю Зайцева, а сегодня мне сказали, что он умер. Его мама не смогла похоронить, потому что земля очень твердая. А она хотела только так. Ребята сказали, что Витю поставили в углу комнаты, потому что надо ждать тепла, чтобы земля оттаяла. Поэтому живым придется зимовать с мертвыми.
Мне так жалко Витьку, и маму его очень жалко. Отнести бы ей какого гостинца, да нечего, и Витьку увидеть боюсь.
15 января 1942 года
Сегодня от голода умер дядя Гриша. Сначала он долго стонал и просил хоть грамм хлеба и все ждал, когда придет тетя Зина, которая пошла менять талоны на хлеб. Тетя Зина с моей мамой отвезли его на приемный пункт, на 12-ю Красноармейскую, я поехала с ними. Приемный пункт − сюда свозили умерших с улиц и домов. Складывали их как дрова, кто–то был одет, кто–то раздет, кто-то завернут в простыню и просто голые. Жуть! Больше я туда не пойду, это очень страшно.
Конец ознакомительного фрагмента.