Мы не говорим об этом, все больше молчим. Иногда пьем вино, выглядываем в Москву. На виадуке в сторону Ярославки стоят автомобили.
– Здесь в два часа ночи пробка, – удивляется Юнна.
Моя Москва всегда была такой, какой я вижу ее из окна «Космоса». Она прекрасна. В тишине гостиничного номера звучат слова:
– Ты действительно уверен, что нам стоит это делать?
Я уже открываю рот и готовлюсь выдохнуть ответ.
↑
ЖИТЬ И РАБОТАТЬ. ПЕРВЫЙ РАЗГОВОР С МОСКВОЙ
В трудные минуты я обращаюсь к Москве. Хотя нет. Пожалуй, это не так. Сейчас у меня все минуты трудные. К Москве же обращаюсь как раз в легкие, праздные минуты. Иногда гуляю просто так, ведь здесь у меня никого нет. Но это не пугает, главное, чтобы был кто-то в сердце. А где поселился сам я, об этом лучше не знать.
– Правильно, жить надо в Москве, – сказал мой первый главный редактор, когда я признался, что прихожу домой только спать.
В столице мне нравится все. Воздух после дождя, широкие улицы, ощущение простора, остывающий вечером асфальт. И даже московское метро не вызывает во мне раздражения, не оттого ли, что я им редко пользуюсь? А парки, скверы, выставка! Мне кажется, они здесь лучшие в мире. В Москве я почувствовал радость и осмысленность жизни. Я никогда не собирался покорять ее, а только выражал восторг. Но все-таки помнил, что приехал не просто так. У меня есть желание – работать журналистом. В Петрограде я не нашел развития. Разве что продолжать работать у Юнны в магазине и совмещать все это с редкими статейками. Поэтому я здесь. В жизни нельзя делать выбор: любовь, например, или работа, одна или другая мечта. В жизни должны быть и любовь, и работа, и все мечты должны исполняться, только тогда можно и самому стать счастливым и поделиться счастьем.
Помню, перед отъездом я пил пиво с другом в Петрограде, и говорил, что ни черта не понимая в журналистике, собираюсь пробиться в эту профессию.
– Это, в общем, не цель, – объяснял я больше себе, чем другу. – Просто я же всегда хотел стать писателем.
Друг кивал, он помнил, как несколько лет подряд я проедал ему плешь ненаписанным романом.
– А это оказалось очень страшно, – добавлял я.
– Какая разница, писатель, журналист? – спрашивал сонный друг.
– Как какая? – изумлялся я. – Писатель – это вечно сияющий свет. А журналист обыкновенный мотылек. У меня должно получиться. Не получилось светом – попробую мотыльком.
Вместе с другом мы убили большую часть молодости на складах: мерчандайзерами, охранниками, консультантами, комплектовщиками. Долгое время я верил, что других работ в принципе нет. И только потом понял, что же гнало меня на них: это была мечта о писательстве. Кем еще устроиться в мире, имея такую мечту? Она приносила нервозность и убивала год за годом молодость. Но мечта не должна быть такой, убеждал я себя. И наконец убедил.
По дороге в «Вавилон», огромный гипермаркет на северо-востоке – цветочная клумба в виде гигантского слова «Москва». Останавливаюсь.
– Я ничего не прошу, Москва, – говорю тихо, – Я приехал, чтобы жить и работать здесь. Просто работать и жить.
↑
БЫТЬ ОБЫКНОВЕННЫМ
Приехав в Москву, я стал посещать храм – подворье Троице-Сергиевой Лавры на Олимпийском проспекте. Провожу много времени у иконы Сергия Радонежского. Церковь учит, что лучше приходить в храм не в минуты слабости и отчаяния, не в плохом настроении, ведь посещение этого места – праздник, в том числе и единения людей. Но для меня сложно быть здесь, когда вокруг много народа. Я прихожу к Богу, а не к людям. Выразить почтение за жизнь, которая есть свет, за то, что он не оставляет меня. Но есть и то, что сильно меня тревожит.
Жизнь кажется четким планом, который нужно просто выполнить, прожить. Она сияет ослепительной ясностью, рекламным слоганом: просто сделай. И с этими словами приходит успокоение: следование плану даст мне все: и развитие, и, в конечном итоге, счастье. Но так было не всегда. Я помню время, когда никакого плана не было, и каждый шаг на перекрестке давался с трудом, потому что был одинаково бессмысленным, в какую бы сторону ни пошел. В кармане лежал блокнот, куда я записывал рифмованные строчки, а голова набухала идеями для будущего романа, который поразил бы мир. Но к вечеру все утопает в литрах и десятках литров паршивого бухла. Те стихи давно на помойке, а новые не подступают, святые слышат мои молитвы: больше никаких стихов.
– Просто помоги мне быть обычным человеком. Самым-самым обыкновенным на свете. Не дай мне сойти с этого пути, поддержи меня. А все остальное сам, – говорю Сергию.
Крещусь, отхожу от иконы, иду к Богородице.
– Я действительно люблю эту женщину, – объясняю тихо. – Хочу о ней заботиться, сделать ее счастливой.
Зачем я это говорю? Потому что Богородица – это новая жизнь. И рождение новой семьи – рождение новой жизни. Я ничего не хочу на свете сильнее семьи.
Неподалеку от храма офис петроградского банка, которому я отдаю кредит. Выходит, Петроград благословил меня на то, чтобы я уехал, и терпеливо продолжает помогать мне даже здесь, думаю с усмешкой. Но ничего, скоро отдам все долги, и можно будет об этом забыть об этом.
Под вечер приеду на ВСХВ. Я часто работаю здесь, возле пруда, к которому спускаются несколько старых ступенек, закрытых почему-то за оградой. Открываю ноутбук и сочиняю дурацкие объявления; я подрабатываю копирайтером, как Гордон Комсток у Оруэлла. Перед началом работы вхожу в социальную сеть: раз в несколько дней приходит короткий ответ от Юнны, а поймать ее онлайн и вовсе невозможно. Она неуловима! Я закрываю глаза и вспоминаю, как мы обедали в столовой на работе.
– Приятного аппетита, – говорил я Юнне. Она всегда отвечала:
– Спасибо, и тебе.
Почему все самое важное в жизни, самое ценное в ней так отчаянно сентиментально? Здесь, не в Москве даже, а в московском Интернете люди противопоставляют ум сердцу. Меня радовало в Юнне то, что она не знакома с интернет-мемами, пабликами, блогами, искусственной повесткой тех же СМИ, в которую я сам все больше погружался. Самое последнее, чего я хотел от жизни – чтобы моя избранница писала «красавчег», «превед», «журнолизд», демонстрируя духовное богатство внутреннего мира, чтобы говорила: «я про что-то» или «от слова совсем». Она, слава богу, не станет такой. И когда приедет в следующий раз в столицу, мы встретимся в обычном симпатичном ресторане, а не каком-нибудь антикафе.
↑
ЧЕРТАНОВО
Моим дебютным жилищем в столице стала квартира музыканта группы «Мыльница» Тщеславского. Он позвонил сам, когда я курил на балконе в Петрограде, собираясь в дорогу; в ту же ночь у меня был поезд, а понимания, где жить в столице, так и не появилось. Музыкант в социальных сетях обнаружил мое объявление и предложил за скромную сумму поселиться у него.
– У вас двухкомнатная?
Оказалось, нет: однушка. Но за совсем небольшие деньги музыкант готов был предоставить надувной матрас. Я польстился, но уточнил, почему человек так решительно предлагает у него поселиться, даже не зная, кто я вообще такой.
– Уж не гей ли? – предположил я, но задать вопрос постеснялся. Вместо этого стал объяснять, что не фанат группы «Мыльница» и вообще не слышал их песен. Но назавтра я уже был у него. Стыдно было признаться, что я работаю грузчиком, и каждое утро, когда он выезжал на концерт в какой-нибудь «Крокус», я отправлялся с двумя пересадками на холодный вонючий склад, собирал и тащил по улице мусор, комплектовал заказы, принимал и разгружал поставки.
Но и жизнь музыканта нельзя было назвать сказкой. Квартира в Борисово, одинокая жизнь, нехватка денег. Тщеславский подрабатывал учителем на другом конце Москвы и часто приходил домой позже меня. Когда он назвал сумму, которую получали музыканты «Мыльницы», кроме солистки, за выступление, я испытал шок.
Тщеславский был увлечен сольным проектом, он играл на необычном, как ему казалось, инструменте – терменвоксе. Он отчего-то верил, что я смогу помочь ему пробиться – организовать выступления, создать сайт, распространить информацию, и даже вопрос шоу-программы, кроме музыки, включая костюм и общение с залом, были доверены мне. Но мои мысли были заняты другим. Одна работа, поиск другой работы, теплые, но дружеские сообщения от Юнны. Несколько дней назад я признался в любви, теперь она знала все, и это казалось чудом. Засыпая в темном углу одинокой квартиры Тщеславского, я представлял Юннину улыбку.