Я должен действовать сам - какмогу,насколькомогуипока
могу. На случай провала или смертельной опасностиуменяестьлазейка,
одна-единственная. Если, конечно, я смогу вовремя до нее добраться.
А если и доберусь, так что? Вернусь домой и скажу: яотступил.Меня
как следует вздули, и я спасовал. У меня стащили паспорт, и я спасовал.
Дверь кладовки, которая служит мне больничнойпалатой,пронзительно
скрипит. На пороге появляется рослый Ал.
-А,выизволилиоткрытьглазки?Втакомслучаеблаговолите
подняться, сэр. Если вы поклонник чистоты, можете ополоснуться, умывальник
в коридоре. И поживее, вас ждет шеф.
Я пробую встать и, ксвоемуудивлению,действительновыпрямляюсь,
хотя и не без труда. Это уже успех. Темный коридорслабоосвещенмутной
лампочкой, а над умывальником висит треснутое зеркало, и в этом неуместном
предмете роскоши видна моя физиономия. Самоеглавное,чтоямогусебя
узнать, и это еще один успех, тем более что паспорта у меня нет и сравнить
изображение в зеркале не с чем. Я узнаю себя в основном по носу:каким-то
чудом он почти не пострадал, хотя нос - наиболее уязвимое место; остальная
часть картины состоит из ссадин, синяков и опухолей.Тяжелыхповреждений
не наблюдается.
Вероятно, то же можно сказать и о другихчастяхтела,несмотряна
ощутимые боли. Раз руки слушаются иногидержат,значит,ещепоживем.
Ободренный этой мыслью, я ополаскиваю лицо, вытираюсь тряпкой, висящейна
гвозде рядом с умывальником, и в сопровождении рослогодетиныподнимаюсь
по бетонной лестнице.
- Продолжайте в том же духе, - приказывает Ал, когдаянерешительно
останавливаюсь на площадке первого этажа.
Я поднимаюсь на второй этаж.
- Стойте здесь! Ждите!
В узкой прихожей, освещенной старинной бронзовой люстрой,всегодве
двери. Ал приоткрывает одну из них, просовываетголовувнутрьичто-то
говорит. Потом распахивает дверь пошире и бросает мне:
- Входите!
Я вступаю в обширное помещение, уют которого не вяжется субожеством
лестницы и прихожей. Тяжелая викторианская мебель, диван и кресла,обитые
плюшем табачного цвета, шелковые обои им в тон, огромный персидскийковер
и прочее в этом роде. Однакоменяинтересуютнедеталиобстановки,а
хозяин кабинета, который стоитвозлемраморногокамина,гдепламенеют
куски искусственного угля, - скучная пластмассовая имитация,подсвеченная
изнутри обыкновенной лампочкой.
Камин служит прекрасным дополнением к стоящему возле господину,или,
если угодно, тот сам служит счастливым дополнением ккамину.Егоголова
пылает жаром: рыжие со ржавчиной кудри, в которыхбелыенити,рыжиесо
ржавчиной лохматые бакенбарды и красное лицо, в серединекоторогокто-то
приклеил небольшой, но уж вовсе алый уголек носа. На фонеэтогознойного
пейзажа резковыделяютсяхолоднойголубизнойнебольшиеживыеглазки,
которые испытующе ощупывают меня.